Как поёт дождь
Представь: ты вышел на улицу — и прохладные нити дождя тут же обняли тебя, связали голубоватой дымкой. Сначала ты слышишь лишь резкие гудки автомобилей, нелепые диалоги спешащих прохожих, хруст ломающихся веток, но потом… Потом ты заходишь в уютный сквер — зелёный, вдыхающий живительную влагу. Вспыхнули красноватым пламенем фонари, расстелились по влажной земле причудливые узоры теней. И песня полилась…
Что это за звуки? Останавливаешься, слушаешь. Капли дождя сплетаются в единую мелодию, которая то кружит в плавном танце, то усиливается, переходя в барабанную дробь под марш серебряных солдатиков. Прозрачные струи бегут, брыкаются, злятся, неподвластные никому и ничему. Но тебе не нужно бороться со стихией. Ты просто слушаешь и… наслаждаешься.
С чем можно сравнить голос дождя? С трелью сверчка, октавой скрипки в руках начинающего музыканта? Или с шаловливым детским смехом, журчанием ручейка весной, звенящего вначале несмело, но набирающего силу с каждым новым поворотом и склоном? Как знать.
Для меня песня дождя — птичья песня. А в России дожди и птицы особенные.
Как ласточка среди дождя и бури, страдаешь ты, когда гремит гроза.
К/Ф «Я вернусь»
Протяжный гул грома. Небо раскололось на две половины: молния обрисовала нечёткую линию на свинцово-чёрном полотне, ослепила людей, затмила фары автомобилей. Мир замер. Застыла в ожидании природа.
Сплошная стена воды придавила меня к неуютной, сжавшейся земле. За горизонтом что-то взорвалось, разлетелось на тысячи осколков и стеклом зазвенело по крышам и тротуарам. Погода разрыдалась.
И вдруг — мелодия. Откуда она льётся, такая грустная, несмелая? Стою в растерянности и не знаю, что делать. Дивные звуки не отпускают, не дают сделать шаг в сторону. Закрываю глаза, поднимаю голову и одним лишь слухом ощущаю, что музыка струится сверху — с разгневанного неба…
Смешно и тоскливо. То, что сначала было зовом купола над головой, оказалось лишь пением. Пением двух прозябших, иссиня-чёрных комочков, неуклюже разместившихся под ржавой крышей. Дождь-разбойник испугал ласточек, распушил их перья — и скромная, безрадостная речь стала ещё грустнее. Хотелось плакать. Кап-кап: скатились две капли-близняшки по румяным щекам. Кап-кап. Все мы ревели.
Это было всего лишь пение?
Трясогузка, чудо-птица, ты милей мне ярких звёзд. Ты…
К.Д. Бальмонт
Ночь опустила на землю дырявую шаль. Было светло-светло, как будто солнце и вовсе не садилось. Сотни ярких пятен пронизывали небо — горели звёзды. Их хоровод замыкала скромница-луна: нет, она не красовалась в центре, а лишь бросала серебряный взгляд откуда-то слева, задёрнутая ширмой туманной дымки.
Было лето, обжигающее лето, и земля наконец-то смогла отдышаться от дневного зноя. Но в комнате было невыносимо душно. Спать совсем не хотелось.
Я вышла к пруду. Пахнуло свежестью, влажный ветерок распушил мои волосы и стал играть с кронами великанов-деревьев. Листва шуршала и, казалось, шептала мне что-что — но что? Вот мелкая капля коснулась плеча, и ещё одна, и ещё. Значит, так природа разговаривала с дождём? Забавно.
Струи льются тёплыми, ласковыми нитями, вплетая меня в плавную музыку. Вдох-выдох — я запела. Это была старая французская песня, которая всплыла в памяти из далёкой школьной поры. Нота за нотой, куплет за куплетом… Понимаю — пою не одна. Сначала несмелый, потом пронзительный и заливистый звон аккомпанирует мне. Это не дождь-дирижёр, и не ветер, и даже не застенчивая луна. Это — трясогузка.
Она разместилась в гнезде под железным, изъеденным временем мостом, где чернели стрелы камыша и нечёткие силуэты уснувших кувшинок. Цок-цок: сыплются по воздуху грозди аквамарина. Цок — и странная, нелепая тишина на пруду.
Дождь прошёл. С трясогузкой растворилось моё ночное вдохновение.
Там, где жили свиристели, где качались тихо ели…
Велимир Хлебников
Изумрудно-синее, колючее одеяло давно манило своим строгим и несколько высокомерным нравом. Оно было совершенно безучастно к нашим проблемам и горестям, и вместе с тем мы любили его бесконечно. Любили не за холодные объятия и неприветливые встречи, не за компанию в промозглые зимние ночи. О, нет — тайга была частью нашего дома.
И вот я в хвойном лесу. От озонового облака кружится голова — стоять сложно, сажусь на поваленный ствол старого кедра и погружаюсь в дремоту. Ещё не высохшая кора приятно щекотит босые ноги, приклеивает к себе запах хвойной смолы.
И тут треск, щелчки в руках. Радиоприёмник поймал мимолётный сигнал, и звуки неприятно заскрежетали в голове. Какая ужасная шутка! Ищу кнопку выключения — поскорей бы спрятаться от надоедливого шума. Но скрежет уходит, в разреженном воздухе льётся ритмичная музыка. Скрипка, флейта, виолончель? Из меня плохой музыкант… В приёмнике зашумел дождь.
В лапах кедровых ветвей появились две маски. Театральное представление? Не думаю. Всматриваюсь: из-под масок торчат забавные хохолки, все контуры отрисованы так умело, как не смог мы сделать ни один художник. Незваные гости засвистели — это не был режущий сигнал регулировщика; звуки струились плавно, неспешно. В эти минуты звучала настоящая симфония: глупышки-свиристели приняли искусственные звуки за живой дождь и теперь жалобно перекликались на колючих зелёных подушках. Свистели птицы, завывал дождь: так пела природа…
… Это был финал кинокартины. Будем рады новой встрече.
Стучит и стучит
У домика лесного
Дятел-трудяга.
Мацуо Басё
«Ливень прошёл. Мокрые от дождевой влаги окна заиграли свежими красками. Ветки сирени укрыли стол белым дождём лепестков. Воздух, лёгкий, насыщенный, казалось, занимал всё пространство — от дневного жара не осталось и следа. Мы вышли на улицу…».
Живописное полотно, не так ли? Смотрю второй час: есть в этой картине таинственность, загадка. А ключа к ней — нет.
Стук в дверь. Второй удар, третий. Гостей мы не ждём: в прибежище лесника люди заглядывают редко. Но стук продолжается с удвоенной силой. Иду открывать; заскрипели петли — нет никого. А стук есть. Оборачиваюсь, ищу проказника, что бесцеремонно оторвал меня от картины. Смеюсь — красноголовый дятел мастерит дом под моим окном. Ну что же: соседи так соседи.
Искра в голове — какая я невнимательная. Дождь прошёл, но его музыка осталась в шуме листвы, капанье дождевой воды на крыльце, шуршанье камышей. И в песне дятла.
Спасибо за помощь, друг.
Мудрейшая птица на свете. Сова. Всё слышит, но очень скупа на слова.
Борис Заходер
Весна в этом году выдалась на редкость холодной и неприглядной. Серые здания, такие же серые улицы, снежные сугробы с проплешинами. Дни шагали медленно, откладывали живительное тепло на потом, в безвременье.
Леденящий ветер не давал выйти из дома — его зловещее дыхание больно кололось в горле, щипало руки и бледные лица. Укрыться от непогоды означало только одно — сидеть в квартире и не помышлять о прогулках. Что ж, раз стихия не предоставила выбора… то можно и провести пару недель в плену квартиры.
Рыжий торшер в углу имитировал солнце. В комнате было светло и не по-мартовски уютно: руки сами собой потянулись за томиком на верхней полке. Кстати сказать, я давно не читала дома и всё больше времени проводила в университетской библиотеке. Неудивительно, что художественной литературы у меня не оказалось. Зато нашёлся один необычный словарь — «Словарь ассоциативного мышления». Многообещающее название.
А-Б-В-Г. Останавливаюсь на Д. Доброта, догадка, дождь. Весьма неожиданно: «Дождь — мудрец, который говорит мало, но всегда метко». Между тем креативный автор был точен: песня дождя зачастую немногословна, но если повезёт, то можно услышать сотни сверкающих переливов, звонов, мелодий. Подумалось: «Совсем как сова». Это воплощение мудрости не любит шумных бесед и компаний — в глухом уханье слышится лишь птичья любовь, но не пустые и скучные фразы.
Дождевые потоки завывают в водосточной трубе. «ХУу-хУу», — вторят совиные речи. Да, неплохой бы дуэт получился.