Улица пуста, хоть людей и полно. На самом деле, я не особо обращаю внимания на прохожих, оттого и пуста она, наверное. Да и действительно ли важно наблюдать за каждым шагом человеческого существа вокруг тебя? То, что действительно важно, — это автомобили, они меня хотя бы сбить насмерть могут. Правда, и они меня тоже обычно не особо волнуют, к вопросу конца своей жизни я не отношусь серьёзно. Вот сейчас почему-то захотелось кинуть косой взгляд на проезжую часть. Докладываю об увиденном: машина скорой и фургончик ритуальных услуг. Наверное, кто-то умер. Наверное, это обойдётся дорого. Бедный труп. Бедный во всех смыслах. Хотя, думаю, он вообще теперь нищий, ибо даже самый грязный обездоленный бродяга будет куда богаче его хотя бы по причине наличия у оного жизни.
***
В тот февральский вечер я, как это бывает обычно по вечерам, выгуливал своего пса. Снег огромными хлопьями падал на нос моего четвероного друга и тут же таял. Моего носа снег касаться отказывался, зато на шапке уже можно было лепить снеговика. Хотелось танцевать, и я бы танцевал, если не пёс и не улица, полная людей, пусть и пустая. Моя причина для выхода на улицу будто бы улавливала моё желание уединиться и потянула поводок в сторону не особо оживлённой улицы, я и не особо сопротивляться, всё равно спешить некуда. В этот раз я не брал с собой телефон, потому что очень не хотелось разочаровываться севшему на холоде аккумулятору и выключившейся музыке. Да и надо ли оно, когда оркестр улиц провинциального городка вместе с приглашенным с севера гостем играет что-то настолько великое, что штраусовский Заратустра теперь должен зваться «Никак не говорил этот… как там его звали?». Пёс вытащил меня к теплотрассе. Бродяг не видно. Видимо, они улетели зимовать куда-то на юг. В округе совсем никого.
Надо отметить, что моя собака не в восторге от всех форм жизни, кроме меня и соседской псинки Маньки. Хотя, вероятно, Франциск Ассизский мог бы стать его другом, но он давно уже мёртв и тусит на небесах с Христом. Если перечислять группы людей, на которые мой пёсик бросается, можно сломать язык от усталости: курильщики, алкоголики, маленькие дети, скейтеры, велосипедисты, дворники, кошатники, хозяева других собак, подростки, гуляющие компаниями, мои учителя литературы, депутаты городской думы, местный философ Юрий Петрович (ну, он, правда, относится ко всем вышеперечисленным категориям напрямую или косвенно, кроме скейтеров и маленьких детей, пожалуй). О кошках я вообще молчу, он их на дух не переносит, что странно, ведь я их очень люблю, а пёс любит меня, значит, ему надо любить кошек, чтобы иметь больше точек соприкосновения со мной. Ему, вероятно, нелюбовь к целому биологическому виду по причине «просто потому что» тоже показалась странной, так что в этот раз он подружился с котом. Причем, я этого даже не заметил. Заметно бывает только возмущение моего пса, он сразу рычит, лает и иногда воет (но это в исключительных ситуациях). К тому же, мне очень хотелось верить, что улица пуста. В какой-то момент ко мне пришло осознание, что вместо двух теней теперь мимо теплотрассы плетутся три тени: одна в смешной шапке и две четвероногих. Я был огорчен, что не взял с собой ни телефон, ни камеру. Никто ведь не поверит, что мой пёс ужился с котом. Но это и не очень важно. Важно, что улица больше не была пуста.
Хоть из-за снега видимость была весьма ужасненькой, на горизонте прослеживались отчетливо две женских фигуры и мужчина в возрасте. Что им от него надо? Что ему надо от них? Он их собирается насиловать? Они его собираются насиловать? Нет, глупость, зачем им старик! Ограбить? Вполне возможно! А может это просто их дедушка? Черт их знает! Я побежал в направлении силуэтов, пёс рванул за мной, а котик грациозно потопал по снежку, оставляя такие следы, что я снова жалел об оставленном дома телефоне. «Мы ничего не знаем, ничем помочь не можем!» — говорила одна из девушек, когда наша дружная компания доскочила до последних выживших в по-вечернему мёртвом городе. «Да-да, к тому же, мы спешим!» — подхватила вторая, схватила первую за рукав, потащила её в направлении центра города, кивнула головой и, как бы намекая, ткнула в нас пальцем. Весело. «Молодой человек, не поможешь?» — прохрипел мужчина. «Да, конечно, а чем?» «Я потерял дом, ушел погулять, а тут снег, и вот…» Что уж, согласился – выполняй! «Найдём мы ваше жилище, уважаемый!» — успокоил я своего нового попутчика, хотя, если честно, не был уверен, что смогу помочь. Однако я будто знал, куда идти, и, дабы придать уверенности деду, двинулся в том направлении, откуда пришёл. Я оставлял на снегу два следа, мой пёс – четыре, котик – пять (его замерзший хвостик тащился за ним по всем поверхностям), дед – три, так у него была трость. Несмотря на то, что по количеству следов он удерживал гордое третье место, по скорости он явно бы и в две сотни вошел, хоть нас тут всего четверо. Ну, нам некуда спешить. К тому же, бегай он так же быстро, как мой пёс, например, было бы обидно за то же время прийти совсем не в то место и бежать обратно, а так хоть время на раздумья есть. Мы шли молча, пока потеряшка (я не о котике) не решил заговорить: «Я живу в двенадцатиэтажке». «Круто!» — ответил я, ведь это действительно помогло бы нам найти его дом, в нашем районе всего одно здание, в котором больше девяти этажей, да и было оно рядом. Дед подумал, что из меня собеседник неплохой, ну, или ему просто хотелось выговориться, так что он начал беседу.
-Малой, а ты кем работаешь?
-Никем, я учусь.
-Ого, такой молодой. Какой курс?
-Девятый класс…
Стало неловко, но он от своего не отступал.
-Я вот тоже раньше учился в девятом классе, а потом в техникуме… Эхх…
Мне стало стыдно, что я его ни о чем не спрашиаю.
-А кем вы работали?
Дед покраснел, надулся, казалось, что он бросит палку, убежит и убьёт тех дамочек, что отказали ему в помощи до того, как я согласился, настолько зло он выглядел.
-Чертов химкобминат! Всё ему отдал: и здоровье, и время, и своё имя!
-А с именем-то что?
Дед будто не слышал моего вопроса, остановился и начал гладить котика, шедшего примерно с той же скоростью, что и он сам, приговаривая: «Ай какой хороший! Любят меня кошки!» Подобный трюк он попытался провернуть с псом. Выяснилось, что псы его тоже любят, но не мой, потому что тихая и почти пустая улица потерялась в громком лае. Тем временем мы продвинулись на сотню метров от места, откуда ушли.
-А ещё у меня сын умер, — сказал дед абсолютно безэмоционально.
«Ну и тоска!» — подумал я, потому что тоскливо, когда умирают близкие, а еще, потому что моя подруга, по коей я безмерно скучал в те дни, очень любила Чехова.
-У меня вот отец умер, — решил я поддержать деда.
-А у моего сына отец не умер.
-А у моего отца сын.
И мы снова замолчали. К тому моменту двеннадцатиэтажка уже была на горизонте.
-Знаешь, сынок, — обратился ко мне, начав видеть во мне своего мертвого ребенка, дед. – не работай на химкомбинате. Вот посмотри на меня! Все потерял: и здоровье, и время, и имя…
-Имя?
-Вот лучше на юг езжай. Там люди лучше, воздух чище и фрукты всегда спелые! Вот ты был в Кисловодске?
Я кивнул.
Я начал считать следы, которые мы оставляем. Два, ещё три и четыре… Пяти не хватало. Либо пропали я и дед, либо дед выкинул трость, а за ней побежал мой пёс, сорвавшись предварительно с поводка, либо, ой… Котик пропал! Так же, впрочем, незаметно, как и появился. Больше мы его не видели. До двенадцатиэтажки оставалось 10 моих шагов или 100 шагов деда, ну, или несколько секунд бегущего и тявкающего существа.
-А что до имени? Украли у меня документы. Нет у меня больше имени. И времени. И здоровья.
У подъезда стояли машина скорой помощи и фургончик ритуальных услуг.
-Отец, — впервые я обратился к нему так, — а как там с пенсией? Какая-то же бумажка у вас же должна быть!
-Конечно, должна, и, конечно, есть.
-Какая?
-Свидетельство о смерти.
