ИСТОРИЯ НЕ ПЕРВАЯ И НЕ ПОСЛЕДНЯЯ,
в которой опьянённые относительной свободой подростки продумывают план, как убиться при интересных обстоятельствах. И тут же приводят его в действие: ведь кто их остановит?
***
— Последний раз спрашиваю: нас точно не услышат? Ты уверен?
— Точно, если не будете орать подобно стае гиен. Как обычно, — добавил Макс, недовольно косясь на Филиппа. Тот ничего не заметил, занятый другим, а именно старательно жестикулируя руками и что-то нашёптывая хихикающим девочкам.
Себастьян доставал Макса целый день: как только узнал об их с Антуаном затее на утреннем сборе и вплоть до того момента, когда вроде всё уже было готово. Переживал за свою шею, не иначе… Ну и за шеи своих дружков за компанию.
— Имей в виду, что на карту поставлено всё, и наше будущее в первую очередь, — прошипел Себ Максу, прежде чем ретироваться в другой конец комнаты.
— Да нормально всё будет… Паникёр, — буркнул Макс и оглядел помещение, насколько только мог оглядеть в тусклом освещении небольшого фонаря, поставленного на размещенный в центре стул. Так, вроде пришли все…
Причина внезапного собрания однокашников заключалась в том, что после совещания учителя-организаторы единогласно проголосовали против телефонов на время поездки. Скучать нашим ученикам уж точно не придётся, уверяли они, а на позвонить домой у них всегда будет школьный. Как ни странно, но, посмотрев на в голос взвывших детей, родители горячо поддержали эту идею. В общем, уже в понедельник утром тридцать два бестелефонных подростка спускались с поезда на перрон.
Всё было так, как сказали учителя, но в одной детали они всё же просчитались. Ведь обычные дети склонны нарушать правила, а, как правило, дети, лишённые гаджетов, становятся обычными детьми.
Так что вполне можно было сказать, что нарушали правила ребята вынужденно. В конце концов, кто виноват, что скучающие без привычных развлечений дети начнут развлекать себя сами? Правильно, те же взрослые, которые устанавливали эти дурацкие правила вроде комендантского часа в такое детское время.
Так рассуждал Макс, объявляя «сотайникам» свой план. План, безумный в сегодняшний день, когда камеры висят везде, где только можно. План, который паинькам даже вообразить было сложно…
Безумцем Макс не был. Паинькой — тоже.
На Ночь Ужасов были приглашены, разумеется, только самые надёжные (а таких нашлась без малого треть класса). На удивление, никто не отказался. Более того, никто не спешил ябедничать на нарушителей правил. Никто не проболтался. Всё шло лучше, чем предполагал Максим. Безумный план перестал казаться таким безумным. Хотя выделенная в качестве спальни келья монахов всё ещё казалась ему слишком тесной для одиннадцати бунтарей.
Выждав ещё пару минут для порядка, Максим вновь посмотрел на часы.
— Ну что, все пришли? — негромко, но так, чтобы его услышали, спросил он.
Шепотки стихли. Ребята заоглядывались, закивали головами.
— Подождите, Жиля нету! — прошептала Сара.
— Вот он, к вашем услугам, — буркнул Жиль с дальней кровати. — Только я спать буду.
Максим кивнул.
— Отлично. Теперь достаём всё вкусное и кладём на стол. Чур, не прятать!
Началась тихая возня, зашуршали пакеты. Затем все запасливые «белочки» как по команде сдвинулись с места к письменному столу, стоящему у небольшого окошка. Прикрытое шторой окно было чуть приоткрыто — но на холод пока что никто не жаловался. От комаров спасались довольно слабенькими лампами да резко пахнущими браслетами. Наполненные различными конфетами пакеты сложили в одну кучку рядом с картонными тарелочками.
— Вы уверены, что это правильно? — нерешительно спросила Рашель.
— А что тут неправильного? — удивился Антуан. — Оружием не кидаемся, спиртов не распиваем, в картишки не режемся. Да мы, можно сказать, сама праведность! Или струсила? — опасно прищурился он.
— Так, за словами следи, тут маленькие есть, — напомнил ему Матиас.
Недавно отпраздновавший свой двенадцатый день рождения Гарри обиженно надулся.
— Нет, не струсила, — решительней сказала Рашель. — Просто одно дело — устраивать ночные сборища, которые не вредят никому, и другое — делать что-то, что нас очень просили не делать. Мы легко можем заляпать простыни и другие вещи. Не наше же ведь…
Но её уже не слушали; Сара и Лина быстро разложили принесённые сласти по одиннадцати тарелочкам; Себастьян с фонариком проверял комнату на предмет вентиляционной решетки; Антуан уже в который раз поправил покрывала («Перфекционист этакий!» — с раздражением подумал Макс). Эмили очень тихо гонялась за очень тихо убегающим Филиппом, и то, как им удавалось лавировать между кроватями, одноклассниками и стулом, оставалось для остальных загадкой. Гарри стащил тянучку и тут же сунул её в рот. Жиль, казалось, спал. Матиас подошёл к вжавшейся в стену Рашель и успокаивающе прошептал: «Не волнуйся, мы всё уберём», но, словив гневный взгляд Сары, тут же отошёл. Максим понял, что пора начинать.
— Ладно, устраивайтесь.
Им не пришлось повторять дважды: каждый взял по тарелке сластей и расселся кто куда. Одиннадцатую тарелку заботливо положили на тумбочку Жиля в знак благодарности за вынужденное сотрудничество. Филипп с Себастьяном устроились на верхнем ярусе. Эмили, немного подумав, присоединилась к ним. Напротив них улеглись нежно обнимающиеся Матиас и Сара, а под ними, каждый в своём уголке, уселись не любящие тактильность Антуан и Максим. Лина и Рашель расположились под влюблённой парочкой. Гарри хотел было перебраться к всегда весёлому Филиппу, но был остановлен Матиасом:
— Давай к нам.
В его голосе прозвучали, однако, стальные нотки. Гарри обиженно воззрился на кузена.
— Вы целоваться будете, всю атмосферу испортите!
— Ладно целоваться, — хохотнул Филипп, — а то ведь можете и…
Он не договорил, охнув от удара по плечу. Эмили довольно хмыкнула.
— Не будем, — пообещал Матиас.
Но Гарри уже, недовольно фыркая, устроился между девочками.
Максим откашлялся.
— Раз мы все готовы… Кто начнёт?
Первым начал Филипп, пересказав какой-то фильм ужасов. Затем Матиас поведал о девочке, видевшей в дверном глазке летающую голову своего отца. Сара с Линой наперебой рассказали о какой-то жуткой истории их любимой блогерши (от постоянного употребления феменитивов у Максима разболелась голова). Потом о каком-то ужастике (не таком уж страшном, к слову) говорил Гарри, затем снова Филипп. Рашель рассказала и так всем уже известную страшилку — её и вспоминать-то было тошно. После третьей и четвёртой истории Филиппа слово взял Максим, раскрыв тёмную сторону всем знакомых фольклорных персонажей. Затем говорить стал Себастьян.
— Я вам рассказывать то, что каждый дурак поймёт, не буду, — категорично сказал он. — Кто поймёт, тот поймёт. Вот вы думаете, самые страшные истории только про оборотней и вурдалаков бывают? А я вам докажу, что это не так. Что бывает кое-кто и пострашнее потусторонних сил. Как кто? Люди. Сам по себе человек ничего не стоит. А вот толпа…
И он стал рассказывать. Рассказывать страшные вещи. Ничего выдуманного, уверял он, только голые факты. Эффект массы. Максиму вдруг стало страшно. В отличие от остальных страшилок, где можно было списать все мистические явления на хорошую фантазию очевидца, тут нужно было признать, что всё, описанное Себом, не более чем настоящая правда. Было неуютно.
Наконец, Себастьян замолчал. Собравшееся «бунтари ночного сна» кто сидел, кто лежал с открытыми глазами, задумавшись над последней страшилкой.
— У кого-нибудь ещё есть, что рассказать? — встряхнувшись от оцепенения, спросил Максим.
Все молчали. Филипп свесился с кровати, высматривая Антуана.
— У тебя всегда что-нибудь интересненькое да и найдётся. Расскажи, не вредничай!
Антуан ухмыльнулся, и слабенький свет фонаря пугающе исказил его улыбку, заставляя опустившую в этот момент глаза Сару вздрогнуть.
— Расскажу, если просишь, отчего ж не рассказать? Вопрос только в том, хотите ли вы слушать.
— Что за вопросы? Конечно, хотим! — горячо подтвердил Филипп, совсем не желавший ложиться спать так скоро.
— Ладно. Но история эта не для слабонервных, — предупредил он. — Вы, верно, знаете, что родом я из этих мест…
— Знаем, — кивнул Матиас, успокаивающе поглаживая Сару по голове.
Они и вправду знали; Антуан им все уши прожужжал об этом и перед приездом, и после него.
— А ещё знаем, что мсьё Ларош твой дядя и поэтому он сразу записал тебя в любимчики!
Замечание Гарри племянник учителя французского проигнорировал.
— Так вот, историю о Кровавом монахе вам расскажут все местные. Произошла она относительно недавно, несколько лет назад.
Гарри недоверчиво хмыкнул.
— Не знаю, что там за история, но начало весьма банально.
— Потому что это лишь начало, — заверил его Антуан. — Я бы тоже в него не поверил, если бы этот случай не произошёл с моей кузиной…
— У Лароша есть дочь? — удивился Филипп.
— У него есть сестра, у которой была дочь. — Антуан выделил голосом слово «была».
— А ещё есть сестра, у которой есть сын. — Филипп выделил голосом слово «есть». — Это я чтобы не запутаться.
— Если меня будут всё время перебивать, то лучше не рассказывать вообще, — обиделся Антуан.
— Так, замолчите все, сейчас говорит Антуан, — велел Максим.
И Антуан заговорил. Начало и правда звучало обычно.
Но на начале обычное и закончилось.
Слушая Антуана, Макс невольно отметил про себя, как тот преображается во время рассказа. Манерный, всегда театрально растягивающий слова, он рассказывал что-либо так убеждённо, что у слушателей не оставалось выбора, кроме как верить ему. Казалось, он живёт своими историями. Конечно, Антуан всегда старался держать себя в руках, но горящие в этот момент глаза говорили сами за себя. Даже Себастьян так не умел. Прирождённый рассказчик, этот Антуан. Максим даже ему завидовал. Немного.
Он рассказал о случае, произошедшем на его глазах. В девять лет он, по его словам, умом не отличался и вообще был, считай, другим человеком. Но в представлении Макса он так и оставался щуплым белобрысым мальчиком с огромными умными глазами. В мегаполисе они с матерью и дядей Ником поселились недавно, а тогда жили в полузаброшенном городке.
— Наш городок километрах в пятидесяти отсюда находится. А бабушкин дом вообще за тем вот лесом. — Антуан махнул в сторону окна.
К бабушке они ездили лишь однажды — на похороны. Маленький Тони не запомнил самого процесса, был ли он там или его оставили в доме на старшую двоюродную сестру, зато хорошо помнил грустный взгляд дяди с тётей и скучающе-равнодушный мамин.
В доме собрались родственники бабушки: мама, дядя Ник и их сестра, тётя Нин, а также её дети — тринадцатилетняя Эдит и пятилетний Альберт.
Утром того дня, на который назначили похороны, Тони услышал разговор нескольких мальчишек, с которыми он не общался из принципа (принцип сложился после нескольких тумаков, которыми его одарили при первой встрече, но сообщил об этом не голос, а взгляд, с отблесками фонаря сочетающийся особо зловеще).
— Я точного содержания не помню, — признался он, — но они точно упоминали некоего Кровавого монаха. Я решил, что это какая-то местная страшилка и не придал ей особого значения.
Как оказалось, зря. Второй раз он услышал это имя от маленького кузена, что-то нашёптывающего сестре. Эдит лишь отмахнулась, а потом переспросила о нём у матери, на что та зло шикнула.
— Я решил спросить у дяди Ника, и он подтвердил, что это всего лишь местный миф. Однако ещё тогда мне не понравились его глаза, его тон…
Макс живо представил взгляд Лароша и поёжился: да, не насторожиться после него было просто невозможно.
На вопрос, а что за миф, дядя Ник поморщился, но ответил. По легенде, Кровавый монах появлялся в городке в ночь после похорон ну очень нелюбимого горожанами человека. С последним лучом солнца он вылетал из леса с целью пакостить жителям городка от имени усопшего, а улетал на рассвете, захватив что-нибудь из его дома на память. После этого вернуть приглянувшеюся ему вещицу было невозможно, зато возможно было призвать Монаха при нескольких условиях: прийти в тот самый лес в полнолуние, будучи кровным родственником, и при свидетелях. О происхождении такого странного прозвища духа Тони так и не узнал, потому что именно в этот момент дядю позвали. «Нашу бабушку все любили, так что волноваться не о чем», — сказал он напоследок.
— Дальше были похороны, но только это я и помню, — сказал Антуан. — Ничего вплоть до вечера, хоть убейте.
Такое непривычное в устах Антуана выражение произвело ещё большее впечатление среди притихших подростков.
А вечером Тони не находил себе места от волнения. И это состояние пугало его не меньше, чем сама история про Кровавого монаха. В подобные страшилки он не верил лет с семи — так чего же ему бояться сейчас?
Он не знал, как ему удалось тогда уснуть. Наверное, усталость за день была всё-таки сильнее страха. Однако он запомнил мысль, которая пришла ему в голову уже в полудрёме.
«Обязательно ли Кровавый монах берёт вещь неодушевлённую? Не может ли он он взять человека?»
Но страшная мысль не заставила его вскочить с кровати, не вынудила его бежать будить дядю Ника. «Завтра у него спрошу», — решил он, прежде чем провалиться в тяжёлый неспокойный сон.
То, что ему снилось, он, конечно, уже не помнил, но был уверен, что там абсолютно точно присутствовали две фигуры: одна большая и нечёткая, другая — меньше и напоминала девочку со спины. Ещё Тони помнил мороз во всём теле и гораздо сильнее — в душе…
На утро кузина Эдит пропала бесследно.
— Вот и всё.
Секунд пять было тихо. А затем небольшая комнатка буквально взорвалась громким шёпотом, и Максиму пришлось зло шикать на них.
— Значит, твою бабушку не любили, — тихо заметила Рашель.
— Не знаю.
— Так ты утверждаешь, — чуть дрожащим голосом спросил Филипп, — что в этом лесу живёт какой-то дух, который уже пять лет как похитил твою кузину… и сообщаешь об этом только сейчас?!
Антуан пожал плечами.
Глаза Фила загорелись; Макс не мог видеть этого, но догадался по восторженному тону:
— Я хочу посмотреть на Кровавого монаха!
— Хоти, — хмыкнула Сара. — Только ничего у тебя не выйдет.
— Почему это не выйдет? — возмутился Фил. — Для того, чтобы вызвать этого вашего Монаха ведь нужен лес, родственник и свидетели, так? Так вот, у нас есть всё, что нужно!
— Ещё полнолуние, — напомнил ему Матиас.
— Полнолуние завтра, — неожиданно сказал Себастьян. — Ну знаю я, и что тут такого? — ответил он на удивлённые взгляды «сотайников».
— Попробовать можно, — согласился Антуан. — Только вот не знаю, насколько я подхожу под критерии духа. Не каждый родственник может призвать Монаха, только избранный. А изберёт он тебя, не изберёт… Кто его знает.
— Попробовать-то всё можно. Но как вы ночью отсюда выбираться собираетесь? — фыркнула Сара.
— Также, как и сюда — полагаясь на удачу, — оптимистично заявил Фил. — Всё, я решил: завтра я вылезаю из этой дыры в поисках Кровавого монаха. Кто со мной? Ну, и с родственником, разумеется, — спохватился он.
— А с чего ты решил, что «родственник» хочет куда-то идти? — поинтересовался Себ.
— Я пойду, — отозвался Антуан, разрушая все надежды более благоразумных членов заговора.
— Ну куда же вам без меня? Так что я тоже иду, — без тени сомнения сообщила Эмили.
Себастьян мрачно покосился на соседей по кровати и тихо вздохнул — и Макс внезапно понял, почему Себ вообще согласился на эту авантюру с Ночью ужасов и почему так странно вёл себя всё это время, а также, почему он согласится и сейчас. Всё-таки удивительное явление — такой спокойный человек и дружит с главными сорви-головами школы. Для Макса не стало неожиданностью, когда он подал голос:
— Что ж, кажется, мне не оставили иного выбора, кроме как идти с вами.
— Я тоже пойду! — уверенно сказал Гарри.
— Нет, ты никуда не пойдёшь, — строго возразил Матиас. Поняв, что сейчас начнётся спор галактического масштаба, он недовольно шикнул: — А не будешь слушаться, так у меня есть много чего рассказать тёте Адель!
Гарри аж задохнулся от возмущения.
— Матиас, ну будь человеком, — взмолился за Гарри Фил. — Дай человеку подышать свободно!
— Нет, — отрезал Матиас.
Макс обвёл глазами комнату. Сам для себя он уже всё решил.
— Кто-нибудь ещё хочет присоединиться?
Рашель что-то запищала из своего уголка, но тут же испуганно замолкла.
— Отлично. Значит, четыре человека. Можете обсуждать детали. Остальные пусть помогают идеями, если захотят.
Сам Макс хотел было поднять вопрос насчёт выскальзывания из спальни, но его перебил взволнованный голосок Сары:
— Скажите, почему Лина всё время молчит?
Однокашники удивлённо переглянулись, вдруг вспомнив о существовании Лины. Надутый до этого Гарри наклонился над бездыханным телом соседки и хихикнул:
— Ребята, да она спит!
***
Эмили сидела в машине, зажатая между Себом и Филом, и думала о том, что будет вечером. В машине, потому что все дети попросту не помещались в автобусе, и четырём ученикам было любезно предложена машина с преподавателем в качестве шофёра. Конечно, отказаться было можно. Но Эмили отказываться не стала и теперь расплачивалась по полной: Фил просто не умел сидеть на месте и прыгал по сиденью, постоянно что-то спрашивая у Себа. Тот отвечал по-спартански коротко, закрыв глаза и тщетно пытаясь уснуть — то ли чтобы доспать вчерашнюю ночь, то ли чтобы выспаться за сегодняшнюю.
В конце концов Филу надоело вытягивать слова из молчаливого друга. Он с опаской посмотрел на учителя, прежде чем повернуться к Эмили.
— Скажи… Ты веришь в ну, ты знаешь, то, что наплёл Антуан?
Она пожала плечами. На самом деле… Она не знала. С одной стороны, наверное, нет. Ну уж слишком сюрреалистично звучала эта история, уж слишком сказочно для того, чтобы быть реальностью. А с другой, Антуан так искренне рассказывал о своей кузине вчера, и вообще… мало ли.
А согласилась она потому что… Да она просто не простила бы себе, если бы не сделала этого! В жизни Эмили сильно ощущала нехватку острых ощущений. Ей было слишком скучно в своём мирке, и с детства она жаждала приключений. Правда, приключения не сильно жаждали её, поэтому жизнь свою Эмили считала неинтересной.
А тут такой шанс… И упустить его? Нет, она просто не способна на такое!
— Вот и я тоже, — кивнул Фил. — Он нам столько врал уже, этот Антуан! И всё же есть мысли, такие приставучие: а вдруг правда?
Эмили кивнула и приложила палец к губам. Кто-кто, а Фил терзаться мыслями не любил и гипотезы свои всегда проверял. Но как бы он сейчас всё не разболтал при чужаках…
Ей показалось, что вечно молчащий мсьё Ларош молчит сейчас как-то уж очень подозрительно, и она понадеялась, что тот не вслушивается в таинственное шептание вверенных ему подростков.
Они доехали до места экскурсии быстрее автобуса, что случалось довольно часто и имело свои плюсы. Например, теперь учитель французского не был сосредоточен на дороге.
Эмили с лёгкой завистью посмотрела на телефон в руках мсьё Лароша и вдруг решилась.
— Мсьё, у меня есть вопрос.
Мсьё Ларош выключил телефон и повернулся к ученице.
— У меня есть ответ. Какой вопрос, Эмили?
— Вы ведь отсюда, правда? Ваш племянник рассказывал.
Ларош наклонил голову.
— Этот регион такой старинный! Наверняка тут есть свои предания и прочие придуманные истории… Есть же?
Улыбка мсьё Лароша показалась ей очень странной.
— Да, конечно. Насколько придуманные, правда, не знаю. Один случай с Кровавым монахом чего стоит… Несколько лет назад произошёл. Может, слышали?
— Слышала, — пробормотала Эмили в замешательстве от уверенного тона учителя. — И вы этому верите?
Эмили видела краем глаза, как встрепенулся Фил, а также настороженный взгляд Себа.
— Когда как, — пожал плечами Ларош. — Людям свойственно рассказывать небылицы — от «глаза велики», не иначе. Как говорили римляне, horribile visu, horribile auditu*. Но у меня нет оснований не верить в существование Монаха. Может, правда, это не монах, а что-нибудь другое, но сути это не меняет.
Фил громко сглотнул.
***
Это было глупо. Глупо и бессмысленно, по мнению Себастьяна. Серьёзно? Проверять правдивость местных легенд, отправляясь в лес поздно ночью? Глупо, да к тому же и опасно. Это с учётом того, что охраняют эту примонастырскую обитель наверняка не за страх, а за совесть. Наивно. Глупо и наивно. Даже если и не поймали их вчера ночью за нарушением комендантского часа, то сегодня поймают обязательно. И исключат всенепременно. Да, это было глупо и безрассудно. Глупо и нелепо. Глупо и… интересно?
Нет, Себастьян точно не верил очередной байке Антуана. Сколько раз он водил людей за нос, заставляя верить в самые абсурдные истории? Сколько людей купились на его смазливое личико, красивые речи? Умелый рассказчик, не более того. Но Себастьян был реалистом и на подобные уловки не поддавался.
И всё же воплотить их вчерашний план в жизнь было интересно. Не столько из-за красивой сказки Антуана, сколько проверить, насколько сложно проскользнуть под носом учителей. Он не верил в счастливый случай, ведь такое умеют проворачивать лишь герои какого-нибудь романа, но верил в собственную изворотливость. Он знал, что учителя охотно верят его словам, а в том, что он сможет найти нужные слова, подросток не сомневался. Вопрос только в одном: стоит ли оно риска подорвать репутацию?
Фил с соседней кровати смачно всхрапнул, и не ожидавший этого Себастьян дёрнулся. Чёрт его потянул согласиться на эту авантюру! Нет, однозначно не стоит. Слишком рискованно. Нужно было отказываться сразу! Но, бросив взгляд на соседнюю кровать, лишь вздохнул. Они оба согласились на это. Они оба и пойдут туда сегодня ночью. Фил в любом случае бы не упустил шанса нарушить правила, а Себастьян бы в любом случае не оставил их всех без присмотра. Всех, а в особенности Фила… Стоп!
На прикроватной тумбочке Себастьян одной рукой нащупал свои наручные часы. Фонарик был уже припрятан под подушкой. Предварительно накрывшись одеялом, парень включил фонарик и направил тонкий луч света на часы. Без семи минут полночь, отлично. Он выключил свет, выкарабкался из-под одеяла, встал с кровати.
— Ты спать не собираешься? — спросил его перед отбоем Фил, плюхнувшись на кровать и громко зевнув. — Вот и отлично. Тогда разбудишь меня, как время придёт.
«Вот время и пришло», — думал Себастьян, натягивая поверх пижамы толстовку и просторные штаны — пусть сейчас и май, но перспектива простудиться после ночной прогулки по тёмному лесу его не привлекала. Обув уже порядком истоптанные кроссовки, он ещё раз окинул взглядом кровать друга. Мягкий свет луны пробивался сквозь зашторенные окна. Фил лежал спиной к Себастьяну, обняв подушку и постанывая во сне.
Фил обладал просто феноменальной способностью притягивать неприятности, и идти с ним на рискованное дело почти всегда означало обречь замысел на провал. Себастьян вполне мог его не будить, сославшись на то, что проспал и сам. Но не идти совсем…
Себастьян уверял себя, что ему вовсе не интересно, кто там или что скрывается под именем Кровавого монаха. И что просто без его должного присмотра у других будет меньше шансов выйти сухими из воды. Ему нужно было проследить за остальными…
«А вот за тобой проследить мне не удастся», — подумал Себастьян. — «Так что прости».
Он надавил на дверную ручку, сделал глубокий вдох, приоткрыл дверь…
И тут за его спиной завизжала сигнализация.
***
Дальше Автор публиковать, увы, не может — 20 000 знаков уже достигнуты. Поэтому…
… продолжение следует.
*horribile visu, horribile auditu (лат.) — страшно увидеть, страшно услышать.
