Бабье лето – это щедрый подарок осени, которая так любезно предоставила лету свою лучшую пору. Сентябрьские зори, как художник, раскрасили листья кленов, берез, дубов, осин. Гуляя в лесу, ветер колышет золотые деревья, как ржаные колосья. Потоки воздуха срывают зерна-листочки и несут их вдаль, но стоит ветру утихнуть, и листья в быстром вальсе падают на пожухлую траву. С больших прозрачно-чистых луж бегут по склону узкие ручейки. Сделаешь кораблик и пустишь его в большое плавание, представляя себя его капитаном. Но начинается дождь. Тяжелые холодные капли, ударяясь о землю, разлетаются в разные стороны. И ты спешишь, уворачиваясь от капель, думая, что на тебя не попадут, как тогда казалось, маленькие снаряды, которые вот-вот пронзят тебя. Босые ноги бегут по сырому мху, и ты уже знаешь, что поредевшая листва деревьев не спасет тебя от ливня. А вот и твоя цель – серебристая ель. И ты ныряешь под ее колкую листву, на ходу снимая мокрую прилипшую к телу футболку, и прижимаешься к смолянистому стволу спиной, подогнув колени к груди.
Под елью совсем другой мир – бегают пауки, травка еще зеленая, а снаружи дождь стеной! Сидишь и смотришь, как прозрачные капли падают с узких иголок ели. Заденешь веточку, и рой водяных шаров разбивается о землю, а ветка, как метроном, качается в воздухе.
…Но дожди в эту пору коротки. Пора выбираться из убежища!
***
Колокольный перезвон, глухо раздаваясь в лесу, приглашал сельчан на вечерню. Останавливаясь и прислушиваясь к звону, я шёл среди живописных деревьев. А между тем, стемнело… Вечерняя служба закончилась, а вместе с ней смолкли и колокола. Блуждать по ночному лесу среди зловещих деревьев мне совсем не хотелось. Постелив футболку на траву, я сел и первым делом принялся доставать одну из многочисленных заноз. После этой нехитрой операции я лег на теплую землю и посмотрел на звёздное небо, видневшееся через резные ветки ели. Нежный лунный свет пробивался сквозь кроны деревьев, превращая всё кругом в сказочный мир, мир тайн и надежд. Подставив свои сине-фиолетовые чашечки под серебряный свет, пара анютиных глазок, нежно посмотрели на меня своим чарующим взглядом. Чудесный запах и знакомый взгляд усыпляли меня. Не имея сил и желания бороться со сном, я отдался желанным грёзам.
…Проснувшись от жуткого холода, я увидел картину, которая поразила меня. Туман окутал стволы деревьев и землю. Падая, золотые листья растворялись в нем. За драгоценными деревьями скрывалась небольшая землянка с маленьким участком перед ней. Покосившийся крест был свидетелем ветхости жилища. Лесной домик заворожил меня, и, ступая босыми ногами на влажную холодную землю и оставляя на ней следы, я стал робко приближаться к землянке. Но вдруг споткнувшись о корень дерева, я кубарем покатился по скользким листьям. Меняясь местами, а порой сливаясь в одно целое, земля и небо кружились в стремительном танце. Вальс становился всё медленней и медленней, пока не остановился.
Из-за золотых макушек лесных великанов показалось ослепительно-яркое солнце, своими лучами оно пронзило пелену, сковавшую остывшую землю. Туман начал рассеиваться. Вообще мне нравится лежать на сырых листьях и жмуриться от лучей утреннего светила, но вдруг солнце перестало светить. Сначала я подумал, что это туча заслонила свет, но, открыв глаза, понял, что ошибся.
Надо мной стоял большой грузный человек с окладистой седой бородой и с нестрижеными волосами, в жилетке с множеством карманов и в когда-то черных, а теперь выцветших, с дырками на коленях штанах. Ноги его были босы, испачканы землей и исцарапаны. Он выглядел как человек одинокий, отрезанный от цивилизации и от мира.
— Что ты здесь забыл, мальчик!? – спросил незнакомец.
— Извините, дедушка, — робко начал я.
Я встал перед ним как провинившийся ученик перед учителем. Он смотрел на меня своими выцветшими, почти белыми глазами. Его густые брови нависли над очами, глубокие морщины исчертили лоб.
Измерив меня взглядом, он спросил:
— За что?
Его вопрос ввел меня в ступор:
— Ну как за…? — Я и сам не знал, за что прошу прощения!
Незнакомец громко рассмеялся, и эхо повторило его смех. Он снял с себя жилет и надел на меня.
— Дарю. Не замерзни! – с этими его словами я словно почувствовал тяжесть лесной жизни.
— Пойдем. Я доведу тебя до деревни, — продолжил разговор отшельник, срывая с ветки золотой листочек.
Меня вначале удивила щедрость и некая сентиментальность этого человека, так не соответствующая его образу, но позже я понял, что он, сам того не желая, преподнес мне первый урок — доброты.
— А вы здесь совсем один? — вопрос сам вырвался и повис в безмолвной тишине.
— …Знаешь, ведь я не одинок… У меня есть семья…Она всегда со мной! – после довольно долгого молчания, он говорил с большими паузами, каждое слово давалось ему с трудом.
— Я жил в большом городе вместе с семьей. Суета, шум – мне все нравилось там! Праздничными ночами сотни волшебных запахов кружатся в воздухе, тысячи огней горят на улицах, миллионы счастливых глаз смотрят на этот яркий и красочный мир. В одну из таких ночей мы поехали на праздник – на самой большой площади соседнего города должно было состояться торжество. Дорога пролегала по горному серпантину. Даже здесь, вне черты города, висели большие привлекающие глаз плакаты, рекламирующие рестораны и бары. Несмотря на сильный дождь, мы решили не отменять столь долгожданную поездку. У каждого из нас были дождевики и зонты, поэтому дождя мы не боялись. А как хорошо сидеть в теплой сухой машине, когда дождь барабанит по лобовому стеклу!
Я завел машину, и свет фар пробил вечернюю темноту. Машина тронулась. Но как бы ни силен был яркий свет фар, дальше вытянутой руки ничего не было видно… Дождь лил как из ведра! И вот мы уже на горном серпантине! Не знаю, что это было – несчастный случай или моя безалаберность?! Не знаю! В какой-то момент машина потеряла управление… Потерял и не нашел я уже прежней жизни никогда! Сломав железное ограждение, я сломал и всю свою жизнь.
…Я ни за что не назову это ни полетом, ни свободным падением – это было просто крушение. В нем не было ничего ужасного, но вместе с тем и ничего прекрасного. Все в несколько секунд перевернулось, перевернулась вся моя жизнь! А после падения всегда крушение! И кто-то встает на колени после падения, преодолевая крушение, а кому-то не дано…или не нужно… И кто счастливее – тот, кто остался лежать, или тот, кто встал на колени?! Ведь встать на колени – это не значит встать на ноги, это не значит встать твердо, уверенно, вдохнуть всею грудью, стать выше к солнцу, найти в себе силы! Знаешь, вставать надо медленно! А если у тебя сломана нога? Сможешь ли ты встать и терпеть невыносимую муку? Некоторые встают через боль, пересилив себя, но их перелом долго не заживет и будет напоминать о себе острой болью… А другие подождут немного, подождут, чтобы рана зажила, подождут, чтобы встать снова, с новой силой, уже ничем несломимой силой и волей!
Счастье – это не быть счастливым. Счастье – это когда ты преодолеваешь себя, когда преодолеваешь те испытания и трудности, которые раньше ты не мог осилить, когда преодолевая их, ты становишься сильней! А истинное счастье – это когда ты становишься таким же сильным, как скала, а жизненные трудности разбиваются о тебя и отходят назад, открывая тебе новые пути, как морские волны, да что там морские, океанские… Но волны бьются о скалу, вымывают частички камня. И однажды, когда большая волна достигнет грозной могучей скалы, она рухнет, рухнет в бездну океана! А океан поглотит ее, поглотит полностью! И сколько он сможет схоронить этих могучих великанов?! Наверно, всех, что есть, и всех, что будут.
…Я рухнул! Я рухнул, и океан потопил меня, покрыл меня своим прозрачно-синим одеялом. Я смотрел на мир, на солнце чрез водную толщу, и солнечные лучи не грели меня! Вода искажала всю реальность, соленая вода… А почему в океанах и морях соленая вода? Может, это не вода…, может, это слезы?! А слезы – это горе! Слез радости не бывает! Это что-то ненастоящее, что-то неискреннее, что-то мимолётное. Горе – вот что обитает в этом страшном океане! Оно и утащило на дно тех, кто был мне дорог, тех, ради кого я готов был умереть, тех, кому я возложил цветы, тех, перед кем я встал на колени, тех, ради кого я встал на ноги.
…Я сидел на побережье, на пустынном побережье. Бессмысленная жизнь – называется оно. А волны – посланники горя – выбросили две бумажки…две бумажки, а если их соединить, получится одна… одна фотография. Трое счастливых людей улыбаются на ней! Они верят, они верят в светлое будущее. Они думают, что всегда будут вместе. Но фотография была разорвана, разорвана надвое…Я остался один… Один на всем побережье…, — мы уже подходили к деревне, но незнакомец словно не замечал меня. Он забыл про меня! Разговаривая сам с собою, он часто повторял одни и те же слова:
— Я встал, встал на колени и пошел, пошел прямо в гору! Прижимал к земле траву и кусты, ломал прекрасные цветы и все, все крушил на своем пути! И судьба, злая судьба, а судьба может быть злой? Нет, только таинственной и неизвестной! Вот эта судьба привела меня в эти края. Судьба, судьба, судьба, судьба, судьба… — одно слово вертелось на его губах, он повторял его сначала шепотом, еле слышно, но оно звучало все громче и громче. Его безумные страшные глаза смотрели ввысь. Мой спутник встал на колени, эхо вторило его словам…
Я не выдержал, я убежал! Убежал от страшного леса и мужчины! Мне были непонятны его страдания, мне было непонятно его безумие. Один раз я оглянулся, один раз я посмотрел на лес и крикнув на прощание: «Так будьте счастливы, будьте скалой!», — скрылся из виду.
Этой дорогой я ходил очень часто, и добежать до дома не составило труда. Но его крик, крик отшельника раздавался везде: в лесу, в овраге, здесь, на скошенном лугу, в облаках, в вышине. Его голос срывался, он кричал, что есть мочи, одно лишь слово, таинственное слово, непостижимое слово – судьба!
Лишь когда я повзрослел и часто возвращался в памяти к этой нашей первой встрече, я понял, что отшельник дал мне еще один урок – несокрушимой силы воли человека.
***
…Прошло много лет. Те, кто меня растил и учил, умерли, мои ровесники стали профессорами, уважаемыми людьми, которые добились всего, чего хотели и заняли свою нишу в жизни и обществе. И нет тех обычаев и правил, что были раньше, в моем детстве. Все изменилось, а что не хотело меняться, то кануло в пропасть времени. Родительский дом, что достался мне по наследству, стал ветхим и никому не нужным. И детские воспоминания уже давно забыты, как и дорога к лесу, как и родимый дом. И что делать, куда идти?!
Но церковь, как и раньше, возвышалась и была видна отовсюду. Я решил зайти в неё и помолиться за близких людей, которых становилось всё меньше и меньше. Проведя рукой по осыпавшимся кирпичам, я подумал: «Как и в детстве, ничего не изменилось». Церковь была небогата, лишь резной деревянный алтарь, озарённый светом и украшенный библейскими сюжетами, встречал прихожан. Вспоминая, как в детстве мы забирались на колокольню и смотрели в бесконечную даль родного края и, время от времени ударяя в колокола, радовались новому дню, я ходил возле выцветших икон. Алтарь распахнулся, и из него вышел старец в чёрной рясе и с кадилом в руке. Знакомый запах ладана разнёсся по всей церкви. Не проронив ни слова, старец обошёл церковь, зажег свечу, поставил ее в небольшой подсвечник перед одной из древних икон и, возвращаясь к алтарю, развернулся и сказав: «Счастье в памяти, любви», скрылся в алтаре. Его слова показались мне знакомыми, как будто продолжение старой, давно забытой, но живущей где-то в сердце темы. Казалось что его выцветшие, почти белые глаза смотрели не в одну точку, а на весь мир сразу. Люди всю жизнь ищут счастье, многие не находят его, а остальные спорят о том, что это такое – счастье. И мне не верилось, что в этой глухой деревне мудрый старец, открыл мне эту великую тайну, сказав всего несколько слов, и оставив меня с ней одного, ушёл, не проронив больше ни слова, а тайна повисла в безмолвной тишине.
…Я зашел в дом, хлопнул дверью, и стены дома содрогнулись. Передо мной предстала печальная картина. Мой дом превратился в лесную гостиницу — покрытый травой пол и прогнившие доски стали убежищем для зверей, как когда то в далеком детстве для меня серебристая ель. Я не хотел тревожить постояльцев и пошел на верхний этаж, но и лестница уже стала ветха, где-то даже не было ступеней. С горем пополам я осилил эту полосу препятствий и уселся в дальнем углу чердака у большого круглого окна, где я так любил спать в детстве. Один лишь старый прадедовский сундук остался без изменений – все тот же неработающий замок, все в нем осталось нетронутым. Я открыл его – тяжелая дубовая крышка еле держалась на заржавевшем креплении.
Откинув крышку, я увидел тот жилет, который так любезно одолжил мне незнакомец. Надев его, я снова почувствовал себя мальчишкой. Многочисленные карманы ветхого жилета оказались пусты. Лишь в одном я нашел золотой листок березы, разорванный надвое и картонку. Достав картонку из кармана, я перевернул ее. Со старого фотоснимка на меня смотрели три улыбающихся человека – молодая женщина сидела на стуле и прижимала к себе младенца, а позади них стоял высокий статный мужчина, его рука лежала на плече женщины. Они были счастливы! Пристально рассматривая фотографию, я узнал, я узнал в этом молодом, полном сил мужчине старца. Счастливый молодой мужчина, безумный незнакомец, мудрый старец, в голове не укладывалось, что это всё один человек. Как время и жизненные испытания меняют людей – невольно пришла на ум эта мысль. Как все изменилось, как все поменялось!
Это была та самая фотография, которую отшельник так бережно хранил. И правда, она когда-то была разорвана на две части – кривая горизонтальная линия делила фотографию надвое так, что мать с младенцем была на одной стороне, а мужчина на другой. Фотография была аккуратно склеена на картонке, так, что сразу и не заметишь линию, линию одиночества… Но сейчас я понимал, что он все же не был одинок, он был счастлив, продолжая любить и помнить свою семью, юность и жизнь.
