XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

В каждом человеке таится тот глубокий, неизведанный, уникальный душевный мир, в который можно открыть дверь. И того, кто её найдёт, этот мир может очень даже удивить. Но, войдя один раз в такую дверь, лучше не терять её из виду, ведь второй раз её уже можно и не отыскать. Так я однажды, закрыв одну дверь, потерял связь с тем миром, который оказался мне дорог.

Я тогда был сотрудником компании по демонтажу. Работы было невпроворот. Много старых домов сносили, а на их месте строили новые, высокие, загораживающие солнце и погружающие улицы в тень. Эти дома будто бы лишали людей простых радостей, например, любования просторным небом с гуляющими по нему вольными барашками-облаками, и оставляли нас, как улицы, без света, света беззаботной жизни, затягивая в повседневную городскую рутину.

В тот день я закончил свою работу с различными документами раньше окончания рабочего дня, поэтому я стал собирать свой портфель, желая поскорее попасть домой. Кисти рук бабочками порхали от документов к портфелю, от портфеля к документам, будто бы танцуя в честь свободы. Но в кабинет неожиданно вошёл директор.

— Александр, не могли бы вы оказать мне услугу? – спросил он. – Видите ли, завтра нам нужно будет снести одно здание. Но его никто не успел осмотреть и огородить. Съездите, пожалуйста, посмотрите.

Просящий, но в то же время жёсткий взгляд глаз директора, брошенный на меня и будто замерший во время броска — и я уже знаю, что домой не иду. Я взглянул на часы. Было около шести вечера.

— Ну что ж, давайте адрес, — смирился я.

Выехав из города, я помчался по дорожной трассе, посыпанной сверкающим под лучами заходящего солнца снегом. Ехать к какому-то заброшенному дому совсем не хотелось, но меня утешало то, что я быстро всё осмотрю и уж тогда точно отправлюсь домой отдыхать. «Эх, а ведь скоро Новый год, — вдруг всплыло у меня в голове. – А ведь, если так подумать, у меня в жизни не происходит ничего интересного, совершенно. Родителей что ли навестить… А может и остаться у них на подольше. В праздничные дни самое то отвлечься от рутины. Да и, глядишь, может быть, следующий год внесёт что-то новое в мою привычную, порядком надоевшую жизнь.

По мере моего приближения к назначенному адресу становилось темнее, и падающий лёгкими хлопьями снег превращался в настоящую метель. Снежные вихри летели навстречу моей машине, делая дорогу непроглядной. Но вот вдалеке мелькнул и загорелся маяком огонёк. «Откуда здесь может быть свет? – не понимал я. – Кажется, я прибыл по адресу. Но почему из дома, который завтра уже должны снести, доносятся разговоры, музыка, смех?».

Передо мной стоял дом, если не ошибаюсь, в два этажа. Дом был, вероятно, деревянным, но отделанным под камень. Стены его были украшены уже отчасти посеревшими колоннами. Окна, достаточно большие, с выбеленными будто бы недавно рамами, тянулись вверх. Были даже балкончик на втором этаже и что-то напоминающее небольшую колокольню. Всё здание походило на какой-то особняк, немного потёртый временем, но продолжавший твёрдо стоять даже в сильную метель.

Мысли о том, что делают люди в доме «под снос», заставили меня на какое-то время застыть на улице с раскрытыми от удивления глазами. Но вот я наконец-то осмелился подняться по ступеням крыльца и отворил дверь. Из неё полился яркий свет хрустальных люстр, свисающих с потолка, аромат дорогих напитков и восковых свечей, что стояли в канделябрах на столиках, расположенных по периметру стен. Картина, представшая передо мной, как только мои глаза привыкли к яркому освещению, удивила ещё больше. В просторном освещённом зале был настоящий банкет: по натёртому до блеска полу кружились в танце молодые дамы в роскошных, пышных, длинных платьях пастельных оттеков, (кажется, называвшиеся раньше «робами»), с тонкими талиями, будто бы затянутыми в корсете, и юноши в изысканных, лаконичных нарядах с волосами, смазанными пастой для большей крепкости причёски; по краям зала, вдоль стен, стояли банкетки с напитками и какими-то закусками; на стенах висело много зеркал, которые визуально увеличивали пространство помещения. Всё сияло белоснежностью и золотом.

Я не заметил, как рядом со мной возник какой-то мужчина, похожий на дворецкого.

— Добрый вечер, как ваша фамилия, сударь? – спросил он меня.

— Петров… Я — Александр Петров, — удивлённо ответил я.

Мужчина опустил взгляд на какую-то бумагу, что он всё время держал в руках. Вероятно, это был список приглашённых гостей. После долгого тщательного просмотра списка, мужчина снова посмотрел на меня и недоверчиво спросил:

— Быть может, у вас есть с собой приглашение на бал?

Я встал в ступор. «Бал? Что за бал?..» Конечно, у меня не было никакого приглашения. Только я открыл рот, чтобы объяснить свой приезд, как вдруг раздался женский голос: «Пропустите этого молодого человека. Это… наш знакомый».

Перед нами стояла одна из танцевавших девушек, но она была особенно красива. Её завитые русые локоны опускались на ровные белоснежные плечи, обрисовывая красивую длинную шею с блестящей на свету подвеской; её утончённые черты лица приковывали взгляд, а глубокие сине-серые глаза, прячущиеся под густыми тёмными ресницами, говорили о некой загадочности. Наряд девушки так же отличался от других: на ней было лёгкое, кажущееся невесомым платье кремового цвета с пышной юбкой, такой, что талия казалась ещё более тонкой, с большими воздушными рукавами и декольте из двух рядов кружев. На изящные руки были надеты тонкие белые кружевные перчатки, а на голове сверкала небольшая тиара или диадема. «Наверное, это хозяйка “бала”», — подумал я.

После слов незнакомки дворецкий ещё раз окинул меня взглядом, а затем предложил мне снять пальто и начал было брать из моих рук портфель с документами по сносу дома, но я отказался, сказав, что оставлю его при себе. Девушка тут же взяла меня под руку и повела вдоль стены. Она шла медленно и ровно с такой прямой осанкой, какая была, наверное, у дам высшего сословия XVIII-XIX веков. От неё веяло сладким и нежным ароматом цветов, но сама она выглядела серьёзной и даже немного холодной.

— Так как вас зовут? – вдруг спросила она. Её голос был спокойным, ровным, даже красивым, но и в нём ощущалось что-то ледяное.

— Александр. Меня зовут Александр Петров, — ответил я и, помолчав немного, продолжил:

— Зачем вы это сделали?

— О чём вы? – спросила девушка, не поворачивая головы.

— Зачем вы велели пустить меня? Вы же прекрасно знаете, что меня нет в списке приглашённых, не так ли?

Она повернулась ко мне, и мы встретились взглядами. Я не знал, хотелось ли мне отвести взгляд и спрятаться от этих проницательных, хранящих что-то неизвестное внутри себя глаз, или же утонуть в них… Но я продолжал смотреть и ждал ответа. Эти две секунды её молчания казались мне вечными. Наконец она заговорила:

— Я вас никогда не видела, и в списке вас нет, это верно. Но когда я увидела вас, мне стало очень любопытно, и я решила вас пропустить. Вы мне кажетесь интересным человеком. Ваша одежда, причёска, ваше поведение и то, что вы так вцепились в свой портфель – все это настолько необычно и даже странно…

— Странно? Почему же? Для меня страннее то, как одеты вы.

Незнакомка удивлённо посмотрела на меня и усмехнулась.

Но что вас так удивляет? – спросил я с непониманием на лице.

— Вы ещё и шутник, — отвечала она, уже не глядя на меня. – Пойдёмте лучше танцевать.

Только сейчас я заметил, что грянул оркестр, и полилась мелодия вальса. Мария, забрав наконец из моих рук будто прилипший к ним портфель и оставив его на стуле, потянула меня в круговорот танца. «Как хорошо, что нас когда-то учили танцевать в школе», — приятно удивился я. Левой рукой я взял аристократическую руку незнакомки, а правую осторожно опустил на её тонкую талию и плавно повёл по залу. Несмотря на то, что я двигался не очень уверенно, этого, кажется никто не замечал, потому что моя партнёрша танцевала великолепно, не давая мне сбиться и допустить ошибку, и многие пары с восхищением смотрели на нас.

— Вы прекрасно танцуете, — промолвил я, когда музыка остановилась, заставляя сделать то же и нас.

— Благодарю вас, — ответила незнакомка своим обычным тоном, но я заметил лёгкую улыбку на её губах. – Не откажитесь ли вы подарить мне ещё один танец? Мазурку. Вы так забавно танцуете.

— Да, я давно не танцевал такое, — отвечал я с улыбкой, подсчитывая, сколько времени прошло с окончания школы.

— А вы специально учились танцам?

И снова этот удивлённый взгляд с непонимающей улыбкой.

— Конечно, нам всем положено учиться танцевать. Разве нет?

Я не знал, что ответить, поэтому, помолчав, решил сменить тему разговора:

— Вы – хозяйка бала?

— Бал даёт мой отец.

— А, так вы дочь владельца этого дома? Видите ли, я приехал сюда…

Но мне не дал договорить молодой человек, идущий в нашу сторону с каким-то невысоким мужчиной зрелых лет.

Юноша, конечно, бросался в глаза больше, чем его спутник. У него было стройное тело, чёткие черты лица, немного вьющиеся тёмные и ухоженные волосы. Костюм его был тщательно продуман и, наверняка, затратил много времени и усилий: белоснежная, казалось, идеально выглаженная блуза выглядывала из под бежевого жилета, а сверху был надет чёрный пиджак. Всё было прекрасно, но мне этот человек не понравился. Было в нём что-то высокомерное. Он держал свой идеально выбритый подбородок кверху и смотрел как бы сверху вниз. Он, наверное, умел производить впечатление на людей, но мне его поведение казалось наигранным и только отталкивало.

— Мария! Госпожа Гаврилова! – воскликнул он. – Можно вас на минуту? Ах, — он сделал вид будто только сейчас заметил меня и натянул фальшивую улыбку, — добрый вечер, господин…

— Петров.

— Добрый вечер, господин Петров, — договорил он. – Надеюсь, вы будете не против, если я уведу у вас даму. Хорошего вечера.

С этими словами он и моя спутница удалились.

«Так вот, как её зовут… Мария. Мне кажется, ей подходит это имя. Странно только то, что я и не задумывался, как её зовут. Она интересовала меня своим поведением, непривычным для меня, и будто бы притягивала своей загадочностью, — думал я. – Но что-то здесь действительно не так. Что за бал устроили в старом заброшенном доме? Да и что я вообще здесь делаю? Мне нужно ехать обратно, в город, и доложить о непредвиденных обстоятельствах!» Я шёл вдоль стен, раздумывая над всеми событиями и ничего не замечая вокруг себя, пока не дошёл до того места, где я вошёл в дом. «Хм, где-то здесь была дверь… Но её нет… Странно. Мне казалось, что я пришёл отсюда». Я обошёл стену ещё раз, но двери нигде не было. «Да что это за цирк? Что вообще здесь происходит?» Походив ещё минут пять в поисках двери, я подумал, что, наверняка, выгляжу нелепо, прохаживаясь туда-сюда вдоль стены, так как на меня стали странно поглядывать другие гости. Я решил подняться по лестнице, которая как раз попалась мне на глаза.

Лестница привела меня на второй этаж. Там было не так светло, как на первом этаже, и некоторые закутки были в полумраке. Скорее всего, здесь располагались жилые комнаты хозяев и, может быть, спальни для некоторых гостей. В проходе стоял комод, а на нём — канделябр с догорающими свечами, который освещал висевшие на стенах картины. Одна из них привлекла моё внимание. Это, наверное, был семейный портрет Гавриловых, на котором были изображены Мария, только младше, её отец, мать и, скорее всего, бабушка с дедушкой. В нижнем правом углу полотна я заметил роспись художника и дату написания портрета и раскрыл рот от удивления. «Этого не может быть… Просто невозможно». Мысли судорожно бегали в моей голове. Перед глазами застыла дата – 1881 год. «Но если Мария на картине ещё юна, то какой год сейчас? Уж точно не 2022…». Чтобы найти ответ на этот вопрос, я начал искать что-нибудь, что могло ответить на мой вопрос; открыл ящик комода и стал по очереди осматривать его содержимое: перчатки, накрахмаленные чепцы, полотенца, письма, остановившиеся часы на цепочке…, – чего только там не было. Но вот я заметил какую-то записную книжку, в которой явно недавно делали какие-то заметки или подсчёты. На последней исписанной странице значилась дата «декабрь 1886 года».

Вдруг в конце коридора послышались шаги, и я поспешил всё сложить и задвинуть ящик. Только я скрыл все следы моих поисков, как из-за угла на меня чуть не налетела Мария.

— Ах, это вы, господин Петров! Что вы здесь делаете? – удивилась она.

— Я искал выход, но никак не смог найти.

— Как же? Вон ведь парадные двери, на первом этаже напротив лестницы.

— Нет, не те. Я вошёл в другом месте.

— В каком же ещё?

— Понимаете, я…

— А! Госпожа Гаврилова, господин Петров, вот мы снова встретились, — перебил меня тот самый молодой человек, с которым до этого отошла Мария. Теперь с ним были два таких же молодых «денди», как и он сам. Они поклонились и начали спускаться вниз, а Мария сказала:

— Господин Петров, это господин Щеглов, сын друга моего батюшки.

— Очень приятно познакомиться с вами, господин Петров, — льстиво произнёс Щеглов.

Мы пожали друг другу руки.

— Я никогда ранее не видел вас, господин Петров, у Гавриловых… — продолжал он, спускаясь с нами по лестнице в зал.

— Мы недавно с ним познакомились, да и живёт он далеко, — вступилась Мария. – Прошу нас простить, я обещала господину Петрову мазурку.

Щеглов ничего не ответил, только посмотрел на меня своим острым взглядом. По спине пробежал холодок.

Когда мы спустились в зал, как раз зазвучал мотив мазурки. Я никогда не танцевал мазурку и поэтому, наверное, выглядел смешно. Но меня это не смущало; для меня почему-то было важно, что Мария была в хорошем настроении и смеялась. Она смеялась легко, от души и была похожа на ту девочку с семейного портрета, беззаботную и счастливую, и кружилась вокруг меня с сияющими от радости глазами, устремлёнными в мои, наверное, такие же улыбающиеся. «Неужели только что передо мной открылась дверь в скрывавшийся до той поры душевный мир этой девушки? — подумал я в тот момент. – Она совсем не такая, какой кажется на первый взгляд».

В какой-то миг я, кружась с Марией, заметил Щеглова, стоящего у стены со своими товарищами. Мы встретились взглядами. Он смотрел холодно, даже зло и ревниво. Когда я снова оглянулся, ни Щеглова, ни его спутников уже не было.

Как только закончилась мазурка, всех гостей пригласили на обед. На столе было много разных блюд, от салатов до жаркого, много таких, каких я не видел; большое количество напитков и сладостей. После обеда Мария повела меня на балкон, где мы долго разговаривали на самые разные темы. Я рассказывал ей истории из своей жизни с описанием предметов, которые окружают меня каждый день. Она, конечно же, не верила, что такое существует, но продолжала с милой улыбкой слушать мои рассказы, смеялась и называла меня фантазёром.

— Какой вы всё-таки необычный человек! – воскликнула Мария, когда я закончил рассказывать очередную историю. – Я никогда не слышала ничего более интересного и не чувствовала себя так хорошо как сегодня! Меня учили серьёзности, ответственности… И, кажется, я забыла, что значит просто радоваться жизни и веселиться. Все эти ваши машины, самолеты, компутеры…

— Компьютеры, — поправил я ее, улыбаясь.

— Да, именно они. Всё это настолько невообразимо! Вы, быть может, изобретатель?

— Нет, вовсе нет, — рассмеялся я, — я…

— Демонтажник, — окончил за меня фразу голос за моей спиной.

В проходе на балкон стоял Щеглов и два его спутника.

— Госпожа Гаврилова, вам известно о том, что господин Петров хочет снести ваш прекрасный дом?

Слова «прекрасный дом» были наиболее выделены, и я тут же догадался о намерении Щеглова.

— Я думаю, нет, ведь наверняка вы видите этого человека впервые, — продолжал этот неугомонный щеголь. — Так вот взгляните на это. Эти документы — план построения нового, совершенно безвкусного по своей архитектуре дома на месте вашего.

И только тогда я понял, что произошло… “Какой же я болван! Как я мог забыть свой портфель на стуле в зале?” Но всё содержимое портфеля: и документы, и паспорт, и визитная карточка, — было в руках Щеглова и являлось прямым доказательством его слов против меня. Я посмотрел на Марию и уже не узнал той живой девушки, стоявшей минуту назад рядом со мной. Чувства её в ту минуту нельзя было полностью прочесть на лице, но ясно было, что они были не положительные. Глаза больше не светились, а смотрели холоднее, чем в самом начале нашего знакомства, и, когда она взглянула на меня, во мне возникло такое болезненное, ноющее чувство, будто дверь в её душу закрылась…

– Я понимаю, что впустила вас сама, и поэтому отчасти и являюсь виноватой, — начала Мария. — Но как вы осмелились покуситься на чужое имущество? Этот дом принадлежит моей семье уже много десятилетий, и ни мой отец, ни я ни за что не отдали бы его. Если вы думали иначе, то вы меня совсем не знаете! Вы ещё и молчали о своих тёмных делах и пудрили мне мозги своими нелепыми выдумками! Это непростительно.

– Но я пытался вам сказать…

– Если бы вы действительно хотели бы мне об этом сказать, вы бы так и сделали… Я не буду ничего говорить отцу. Но прошу вас, уходите.

– Но…

– Уезжайте! Я не хочу вас видеть!

Не помню, как я вырвал из рук Щеглова свои документы и портфель, не помню, как сбежал вниз по лестнице, как машинально нашёл ту самую дверь в стене, как вышел из неё и, совершенно не задумываясь, сел в машину…

Я ехал по тёмной трассе. Метель бушевала сильнее прежнего и не давала полностью разглядеть дорогу. Казалось, этот холодный, жгучий ветер хотел разорвать меня в клочья, как рвалась тогда где-то глубоко внутри моя душа. Я ехал будто робот, не понимая ни что произошло, ни что происходит. Но в какой-то момент я резко затормозил. “Что я делаю? Ведь я же могу сообщить, что дом нельзя сносить, могу вернуться и всё объяснить Марии”. Я понимал, что жизнь этой девушки зажата в тисках, что это не та жизнь, которую желала бы Мария. Но, может быть, ей было бы хорошо, если бы я забрал её с собой… Ну или если бы жил с ней. Я вспомнил её светящиеся радостью глаза, её красивую, милую улыбку и, резко развернув машину, надавил на газ.

Я гнал по дороге, даже летел, желая поскорее вернуться и объясниться, так что все предметы за окном смешивались в одну бегущую полосу. Но свет окон, тот маяк, всё не появлялся. Даже когда я подъехал к дому, его окна были тёмными. Я нервно вышел из машины. Ни музыки, ни смеха, ни голосов не было слышно. “Нет… Может быть, гости просто уже разъехались, и хозяева легли спать? – утешал я себя. – Нужно подняться на крыльцо и постучать в дверь”. Но там её не оказалось. Я искал эту дверь, искал возможность снова попасть в тот необычный, открывшийся мне мир, но тщетно. “Да где же эта дверь?” – воскликнул я, но ответа не последовало. Лишь метель продолжала выть в пустых окнах старого, полуразрушенного дома…