Фрэнсис Элиза Бёрнетт
Таинственный сад
Глава XXVII
В саду
В каждой эпохе, начиная с начала мира, были открыты удивительные вещи. В прошлом веке было открыто больше удивительных вещей, чем в любом другом. В этом, новом веке, сотни все еще более удивительных открытий мы приносим в свет. Сначала люди отказывались верить, что странные новые открытия могут быть совершены. Потом они начинали надеяться, что некоторые вещи могут быть воплощены в жизнь, а затем увидели, что они уже есть. И это вызвало удивление человечества, породило вопрос: «почему это не было сделано веками назад?». Одна из новых вещей, которую люди начали открывать в прошлом веке, было то, что мысли – просто мысли – так же сильны, как электрические батареи, так же полезны для человека, как солнечный свет и, напротив, так вредны как яд. Позволить грустной или плохой мысли попасть в наш разум так же опасно, как позволить микробу скарлатины проникнуть в наше тело. Если вы позволите остаться ему на некоторое время, то можете никогда не прийти в себя до конца жизни.
Пока разум Мерри был полон неприятных мыслей о том, что ей не нравится; угрюмыми мыслями о людях; ее решимости не быть удовлетворенной или заинтересованной чем-то, она была желтолицым, болезненным, скучающим и несчастным ребенком. Обстоятельства, однако, были благосклонны к ней, хотя она не осознавала этого. Они начали подталкивать ее к собственному благу.
Когда ее разум постепенно наполнился мыслями о малиновках, домиком в степи, наполненном детьми, странным ворчливым старым садовником и простой маленькой йоркширской горничной, весной и таинственным садом, который оживал день за днем, и так же мальчиком «со степи» и его «существами», не оставалось места для противных мыслей, которые плохо действовали на ее здоровье, и от этого она была желтая и уставшая.
Пока Коллин закрывался в своей комнате и думал только о своих страхах и слабости, о своей ненависти к людям, которые смотрели на него и ежечасно размышляли о гробах, ранней смерти, он был истеричным, полусумасшедшим маленьким ипохондриком, который ничего не знал о сиянии солнца и весне, и так же он не знал, что сможет поправиться, встать на ноги, если он только попробует это сделать. Когда новые прекрасные мысли начинали выталкивать старые запрятанные, жизнь начинала возвращаться к нему. Здоровая кровь потекла по его венам и он ожил. Его «научный эксперимент» был довольно-таки простой и практичный и в нем совсем не было ничего странного: более удивительные вещи могут произойти с каждым, если во время прихода к нему неприятной или обескураживающей мысли, иметь здравый смысл вспомнить о ней вовремя и избавиться от нее, заменив ее на приятную и решительно смелую. Две противоположные вещи не могут быть в одном месте.
«Там, где ты ухаживаешь за розой, мой мальчик, чертополох не может расти».
Пока таинственный сад оживал вместе с двумя детьми, был некий гражданин, бродивший далеко в красивых норвежских фьордах, долинах и горах Швейцарии. Он был человеком, который в течение десяти лет держал свой разум, наполненный темными и душераздирающими мыслями. Он бродил по голубым озерам и думал о них; он лежал на склонах гор, окруженный листиками темно-синих горечавок, и дыхание цветов наполняло воздух и обволакивало его разум. Ужасная печаль поглотила его, когда он был счастлив, к сожалению, он позволил своей душе наполниться чернотой и упрямо отказывался пропустить любой проблеск света. Он покинул свой дом и забыл свои обязанности. Когда он путешествовал, тьма нависала над ним так сильно, что он становился несправедливым по отношению к другим людям, он отравлял воздух вокруг себя мраком. Большинство незнакомцев думали, что этот человек был или полусумасшедшим, или человеком со спрятанным преступлением в душе. Он был высоким мужчиной с изнеможденным лицом и сутулыми плечами и имя, под которым он всегда регистрировался в гостиницах, было: «Арчибальд Крейвен, поместье Мисселтуэйт, Йоркшир, Англия».
Он много где путешествовал с того дня, как увидел Мерри в своем кабинете и сказал ей, что она может получить свой «кусочек земли». Он был в самых прекрасных местах Европы, хотя он нигде не останавливался больше, чем на несколько дней. Он выбирал самые тихие и отдаленные закоулки земли. Он побывал в горах, вершины которых скрывались в облаках и смотрел вниз на другие вершины, когда вставало солнце и освещало их таким светом, что казалось будто мир только что родился.
Но казалось, что свет никогда не затрагивал его до того дня, пока однажды он не понял впервые за десять лет, что произошло что-то странное. Он побывал в прекрасной долине в австрийском Тироле, он шел в одиночестве через такую красоту, которая могла поднять любую человеческую душу из тени. Он прошел длинный путь, и она не поднялась, напротив, в конце концов он почувствовал усталость и бросился на ковер из мха у ручья, чтобы отдохнуть. Это был чистый ручеек, который довольно весело бежал по своему узкому пути через сочную влажную зелень, пузырясь среди камней; издавал звук, похожий на тихий смех. Он видел птиц, которые прилетали и опускали головы чтобы попить, затем взмахивали крыльями и улетали. Он казался чем-то живым, его тихий голос заставлял тишину казаться глубже. Долина была очень тихой.
Frances Hodgson Burnett
The Secret Garden
Chapter XXVII
In the garden
In each century since the beginning of the world wonderful things have been discovered. In the last century more amazing things were found out than in any century before. In this new century hundreds of things still more astounding will be brought to light. At first people refuse to believe that a strange new thing can be done, then they begin to hope it can be done, then they see it can be done—then it is done and all the world wonders why it was not done centuries ago. One of the new things people began to find out in the last century was that thoughts—just mere thoughts—are as powerful as electric batteries—as good for one as sunlight is, or as bad for one as poison. To let a sad thought or a bad one get into your mind is as dangerous as letting a scarlet fever germ get into your body. If you let it stay there after it has got in you may never get over it as long as you live.
So long as Mistress Mary’s mind was full of disagreeable thoughts about her dislikes and sour opinions of people and her determination not to be pleased by or interested in anything, she was a yellow-faced, sickly, bored and wretched child. Circumstances, however, were very kind to her, though she was not at all aware of it. They began to push her about for her own good. When her mind gradually filled itself with robins, and moorland cottages crowded with children, with queer crabbed old gardeners and common little Yorkshire housemaids, with springtime and with secret gardens coming alive day by day, and also with a moor boy and his “creatures,” there was no room left for the disagreeable thoughts which affected her liver and her digestion and made her yellow and tired.
So long as Colin shut himself up in his room and thought only of his fears and weakness and his detestation of people who looked at him and reflected hourly on humps and early death, he was a hysterical half-crazy little hypochondriac who knew nothing of the sunshine and the spring and also did not know that he could get well and could stand upon his feet if he tried to do it. When new beautiful thoughts began to push out the old hideous ones, life began to come back to him, his blood ran healthily through his veins and strength poured into him like a flood. His scientific experiment was quite practical and simple and there was nothing weird about it at all. Much more surprising things can happen to anyone who, when a disagreeable or discouraged thought comes into his mind, just has the sense to remember in time and push it out by putting in an agreeable determinedly courageous one. Two things cannot be in one place.
“Where you tend a rose, my lad, A thistle cannot grow.”
While the secret garden was coming alive and two children were coming alive with it, there was a man wandering about certain far-away beautiful places in the Norwegian fiords and the valleys and mountains of Switzerland and he was a man who for ten years had kept his mind filled with dark and heart-broken thinking. He had not been courageous; he had never tried to put any other thoughts in the place of the dark ones. He had wandered by blue lakes and thought them; he had lain on mountainsides with sheets of deep blue gentians blooming all about him and flower breaths filling all the air and he had thought them. A terrible sorrow had fallen upon him when he had been happy and he had let his soul fill itself with blackness and had refused obstinately to allow any rift of light to pierce through. He had forgotten and deserted his home and his duties. When he traveled about, darkness so brooded over him that the sight of him was a wrong done to other people because it was as if he poisoned the air about him with gloom. Most strangers thought he must be either half mad or a man with some hidden crime on his soul. He, was a tall man with a drawn face and crooked shoulders and the name he always entered on hotel registers was, “Archibald Craven, Misselthwaite Manor, Yorkshire, England.”
He had traveled far and wide since the day he saw Mistress Mary in his study and told her she might have her “bit of earth.” He had been in the most beautiful places in Europe, though he had remained nowhere more than a few days. He had chosen the quietest and remotest spots. He had been on the tops of mountains whose heads were in the clouds and had looked down on other mountains when the sun rose and touched them with such light as made it seem as if the world were just being born.
But the light had never seemed to touch himself until one day when he realized that for the first time in ten years a strange thing had happened. He was in a wonderful valley in the Austrian Tyrol and he had been walking alone through such beauty as might have lifted, any man’s soul out of shadow. He had walked a long way and it had not lifted his. But at last he had felt tired and had thrown himself down to rest on a carpet of moss by a stream. It was a clear little stream which ran quite merrily along on its narrow way through the luscious damp greenness. Sometimes it made a sound rather like very low laughter as it bubbled over and round stones. He saw birds come and dip their heads to drink in it and then flick their wings and fly away. It seemed like a thing alive and yet its tiny voice made the stillness seem deeper. The valley was very, very still.
