XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

1.

– Сколько сегодня выполнено фразеологизмов, дорогая? – Молодой мужчина, высокий ростом, чуть смуглый, статный, острый лицом, с вечно весёлыми карими глазами поднял голову от стола.

– Не называй меня так, Вилавл, – недовольно поморщилась собеседница. – Это звучит, будто мы прожили вместе лет сто.

– Что ж, будь по-твоему, – ухмыльнулся, хитро сверкнув глазами, Вилавл Брендей. – А всё же, сколько?

– По отчётам горожан, ровно сто семьдесят три. Из которых двадцать охоты, тридцать религии, десять кулинарии, тринадцать медицины, двадцать пять науки, семьдесят пять повседневных. – Лафея, его молодая красавица-жена, с длинными волосами, бледной кожей и пронзительно-зелеными глазами, подошла к Вилавлу и положила голову ему на плечо.

– Старина Бравел Гледиус приглашает нас завтра к себе в лабораторию. Вроде бы, он изобрёл пару новых фразеологизмов. – Вилавл наклонился и поцеловал жену, отвёл прядку рыжих волос и, заглянув ей в глаза, мягко сказал:

– Видишь, как всё прекрасно идёт, а ты боялась, что монахи посоветовали нам какой-то бред.

Лафея хмыкнула:

– Ну, знаешь, когда говорят, что за воплощение слов в реальность сама земля выдаст тебе волшебной пыльцы, звучит немного странновато, согласись?

Из спальни раздался радостный визг: «Мама! Папа! Ваши Уши зацвели! Ух, какие красивые…»

Перед подоконником в восхищении замерли две маленькие фигурки. Рыжая и золотистая головки, склонившись над горшками, заслонили цветы.

– А ну разойдись, мелюзга, – шутливо прорычал отец. – Кто не работает, тот свою Ушу не получает.

Обзор, наконец, открылся, и Лафея с Вилавлом увидели те самые волшебные цветы, о которых им говорил монах Фрубицет. На крепком стебельке покачивались изящные, похожие на большие колокольчики, синие чаши, получившие название Уши. Из их глубины шло некое свечение, которое художник назвал бы холодным, романтик – пылающим, а обычный смертный…

– Тёплое, – заметила Лафея.

– Теперь назови своё имя, данное при рождении, помнишь? Так велел сделать Фрубицет.

– Лафея Астер, – прошептала девушка, встав перед горшком. Цветы на мгновение вспыхнули сильнее, и она почувствовала неведомое тепло в груди, счастьем разлившееся по телу. Сложно точно описать то чувство, когда нити твоей души, потускневшей за прожитые годы, плотно сплетаются с нитями души новорождённого невинного существа. Разум Лафеи стал ясным, как чистый лист бумаги, на сердце стало весело и легко. Прошептав своё имя перед цветком, Вилавл Брендей почувствовал то же. Они переглянулись, и увидели в глазах друг друга восхищение. Но их торжество прервали голоса близняшек, которым всё было до жути любопытно.

– Что там?! – прокричали они в голос.

Поняв, что родители им не ответят, они заканючили.

– Сегодня будет история на ночь? – проныл Уилл.

– Мы хотим историю, – поддержала братца Мира, – расскажите, как вы построили наш город!

Вилавл рассмеялся, чисто и искренне, как умел только он.

– Только если вы быстро уляжетесь в кроватки. Как говорится, на горшочек и в люльку. О, кстати, – он хлопнул себя по лбу, озорно усмехнувшись, – а почему бы вам не начать с воплощения этого фразеологизма? Будете воплощать каждый вечер, может на следующее первое июня и вам расцветёт Уша. Тут люльку повесим, – он сделал вид, что серьёзно замеряет пространство на потолке. – Сюда, к стенке, горшочек поставим, – Вилавл махнул рукой. – И вам Уша, и родителям легче.

– Нееет! – в один голос испуганно протянули дети, представив себя рядком сидящими на горшочках.

– Ну, как скажете, – деланно огорчённо пожал плечами Брендей.

Дети легли посередине, родители пристроились по сторонам. Погасили свет, и Вилавл начал краткую историю, чтобы успеть ее рассказать до того, как отдать детей на временное попечение спасителю-Морфею.

«Мои родители были путешественниками. Мы кочевали от деревни к деревне по всей Зоземляри. Это, конечно, захватывающе, но у меня совсем не было друзей. Вам этого не понять». – Вилавл горько усмехнулся: «Вы есть друг у друга. Рядом много соседских ребят. А мне было скучно, не с кем попасть в нелепые приключения и натворить глупостей. Однако было кое-что…». – Вилавл озорно прищурился. – «В каждой деревне местные старушенции рассказывали мне свои легенды. Эти истории так занимали моё воображение! Уже тогда я дивился, какая великая вещь – речь! На ней зиждется общество, с ее помощью можно развязать войну, заключить мир, вылечить больного или осчастливить одинокого человека. Когда я стал взрослым и самостоятельным (Лафея иронично хмыкнула), я решил, что должен отдать дань речи. Я ходил по городам, собирал добровольцев, произносил проникновенные слова, и люди шли за мной».

«Ага, я, наверное, тебя прерву. Моя очередь», – вмешалась Лафея. – «Так вот, дети, мой отец – Брагг Первый Астер, князь Осеннего леса, скончался незадолго до этого. Престол занял старший брат Теон Первый Астер. Между прочим, мой род очень знатный, в отличие от семейства вашего отца (Лафея покосилось на мужа, который наигранно нахмурился). Нам со вторым братом Исмаэлем была нестерпима мысль о том, чтобы сидеть в услужении старшего братца в вечно одинаковом пейзаже леса до конца своих дней. Мы пересекли Алое море, и приплыли в Жёлтую Гавань. Как раз в те дни ваш отец и произносил свои «проникновенные» речи».

– Мы пять лет строили город, и придумали ему название ФПиКВ, – Вилавл довольно крякнул: – Аббревиатура. Замечательная придумка.

– Ага. Моя, между прочим. Я предложила её на совете горожан. Тогда мы с вашим папой и познакомились.

– Так и было. Что может быть лучше аббревиатуры! Изумительная форма речи: содержательно и невероятно лаконично. ФПиКВ – город Фразеологизмов, Поговорок и Крылатых Выражений. Мы нашли монаха-провидца Фрубицета, всю жизнь изучавшего тайны речи. Он сказал, что для восхваления языка лучше всего подойдёт воплощение фразеологизмов в реальность. Ведь заядлым реалистам надо на деле доказывать, что нематериальная вещь чего-то да стоит. Теперь большинство жителей ФПиКВа воплощают фразеологизмы, а наши многоуважаемые учёные ищут лучшие способы их запуска. За это сама Зоземляри каждый месяц наполняет чашу Речевого цветка, что растёт у ворот города, словесной пыльцой. Набрал пыльцы, развеял ее по ветру, сказал фразеологизм – сейчас же сказанное пробивается наружу! И никакой магией не добыть словесную пыльцу иначе! ФПиКВ отмечен счастливым клеймом!»

– Тише, ты, слишком разошёлся, – осадила его Лафея. – Дети уже спят.

2.

– Правда, скажи, не чудо ли? – рассмеялся Вилавл.

Они шли по пыльному центральному тракту города, вдоль которого расположились деревянные домики, с огородами и садиками, окружённые забором.

– О, смотри, это ж наш дружок Авгий! – Вилавл приветственно замахал руками, – Эй, Авгий! Привет! Что делаешь?

– Да вот, конюшни чищу! – поскребя в затылке, ответил простоватый на вид мужчина.

Вилавла окрикнули. Это дядька Бук, лежа во дворе на кровати, просил совета у своего бургомистра.

– Господин Брендей, какая честь! С добрым утречком вас! А не будете ли Вы так добры подсказать, где та нога, а где не та? Вот не знаю, как встать-то правильно?

Лафея с Вилавлом приблизились к забору. Молодой бургомистр не на шутку задумался, усердно потирая шею. Наконец Вилавл посмотрел на Лафею и задумчиво пробормотал:

– Даже не знаю, а ты как думаешь?

– Думаю, что фразеологизм недоработанный. О, сейчас! – она вытащила листок бумаги, разорвала пополам, написала на одной части «та», а на другой «не та» и, перегнувшись через низкий заборчик, прицепила булавками к штанинам Бука.

– О, благодарю, госпожа Брендей. Так-то лучше! – мужичок, тихонько кряхтя, поставил ногу с надписью «не та» на землю.

Вилавл, прищурившись, посмотрел на Лафею:

– Я восхищён!

Один мальчишка загонял другого в большую бочку с краской, хотя Брендеи сомневались, безопасно ли это. Старушка приложила к лицу растопыренные пальцы, и разглядывала улицу. Юноша тихо замер в тени яблони. Маленький лохматый мальчишка выкопал яму и теперь лежал на её дне. Кто-то привязывал камень к левой стороне груди. Другой построил в маленьком городском прудике прочную изгородь, и, умело намутив воду, ловил рыбу.

– Вот пример фразеологизма рыбалки. Хорошо придумал, считай, двух зайцев убил, – удовлетворённо протянула Лафея.

– Этот точно убил, – Вилавл махнул рукой на весело насвистывающего охотника, на плече которого беспомощно покачивалась добыча из двух зайцев.

Они пересекли торговый ряд.

– Да вы только подумайте, дорогой мой, – говорил покупателю розовощёкий торговец, – Кот-то прекрасный! А шкурка-то, шкурка! Такая рыженькая, мягкая. И, чес слово, почти не облазит. Котик воспитанный, к лотку приученный, – в руке торговца висел, жалобно мяукая, ничего не понимающий кот. – Я вам его в мешочек заверну! Да он же недорогой, купите!

Молодые супруги захихикали и свернули в домик Бравла Гледиуса.

Пожилой учёный, недовольно бормоча, склонился над столом. Подойдя ближе, гости разглядели стеклянный стакан. В нём были смешаны пыль и вода, а рядом стоял маленький самодельный вентилятор из палочек и бумаги. Через настежь открытую дверь дул ветер, заставляя вентилятор работать. Но ничего не происходило. Старец поднял голову, погладил длинную седую бороду и пожаловался:

– Хотел устроить бурю в стакане. Пыль есть, дождевая вода есть, ветер есть, да чувствую, чего-то не хватает.

Вилавл уставился на стакан, в раздумьях закусил губу, и осторожно предложил:

– Может, ярости?

– Отличная догадка! – Старец схватил палочку и начал со злостью, которой, похоже, ни мало в нём накопилось, мешать смесь. Пыль завертелась с отчаянной быстротой. «Ну чем вам не буря?!» – немного сумасшедше расхохотался он.

Удовлетворённо прекратив эксперимент, он обратился к гостям.

– Ну, как с экономикой у нас? Всё ладно?

– Да, всем горожанам пыльцы хватает, хорошая производительность фразеологизмов. А ты ещё что-нибудь новое придумал? – поинтересовалась Лафея.

– А как же? – обиделся старец. – И простые, и сложные. Вот, к примеру, фразеологизм развлечений: «Один на один!». Работают два человека, один встаёт другому на голову, чем не цирк? Этим пусть акробаты займутся, двойная польза. Группа генетиков работает над способом скрещивания мухи и слона. А охотникам скажите: пусть зарежут одну овцу, сдерут с неё шкуру, и сунут туда волка.

– Не чересчур ли жестоко? – приподнял бровь Вилавл.

– Жестоко, зато с толком, – возразил Гледиус. – А вот идея с делением шкуры не убитого медведя… – мечтательно протянул старик.

– Так, похоже, нам пора, – быстро перебил Вилавл, мельком глядя на часы, которых у него и в помине не было.

Супруги шли по улице.

– Да уж, – после короткой паузы выдал Вилавл. – У меня от его идей аж глаза на лоб полезли.

– Тише говори, а то он сейчас услышит, и придумает, как это устроить.

Оба залились смехом.

– Слушай, милая, я раздобыл билеты на вечерний концерт. Там будет играть Лоид. Представляешь? На самой первой скрипке, завезённой во ФПиКВ. Устроим себе свободный вечер, детей оставим Исмаэлю… А что это за крики? – осёкся он.

За поворотом улицы образовалась куча-мала.

«В чей ты город суёшься, приятель? Тебе тут не рады. Так что катись-ка колбаской» – прошепелявил противный голос. «А может его и правда в колбасу завернуть, да прокатить по улицам? И смеху будет, и пользы», – вторил ему другой. Раздался мерзкий смешок. «Ну как тебе, вонючка? Скажи, что думаешь по этому поводу? Что-что? Не слышу? А, точно, ты ведь немой!».

Сквозь гоготание Вилавл уловил жалобное мычание.

– Что вы здесь делаете? – спросил мальчишек Вилавл, сильно изменившись в лице. Обычная непринуждённая улыбка пропала, теперь Вилавл выглядел грозно, даже Лафее стало не по себе.

Толпа тут же замолкла, послышались тревожные перешёптывания: «Это господин Брендей, бургомистр, что ж сейчас будет?».

– А ну, расступись, – прорычал Вилавл. – А ты, – он ткнул пальцем в ближайшего парня, – объясни, что происходит.

Мальчишка сглотнул. «Господин Брендей, тут немой какой-то по улицам шатался. Один пацан его о чём-то спросил, а он только мычит. Мы и поняли, что он бессловесный. А что немому во ФПиКВе делать?» – пролепетал парень. Лицо Вилавла стало красным от гнева, мальчишка заканючил: «Господин Брендей, я не виноват!»

– А ну, быстро по домам! И чтоб больше такого не повторялась! Всем ясно? – гневно спросил Вилавл.

Мальчишек как ветром сдуло. На площади осталась их жертва. Пилигрим в чёрных лохмотьях, бледный, остролицый, с чёрными жёсткими растрёпанными волосами. Он посмотрел Вилавлу в глаза, и тот отшатнулся: столько в них было пылающей ненависти, направленной на него, на основателя города речи, где так обошлись с немым.

3.

Стояло прекрасное августовское утро. В общем-то, в нём не было ничего необычного. Лафея пришла к столу последней, сжимая в руке газету. Уилл и Мира сонно ковырялись в каше, а Вилавл, попивая кофе, непринуждённо качался на стуле. Как только хозяйка, приветливо улыбаясь, очутилась на кухне, дети энергично заработали ложками, а Вилавл с грохотом вернул стул в нормальное положение.

– Доброе утро, – супруги обменялись быстрым приветственным поцелуем, Лафея села на стул рядом с мужем. – Тебе очень идёт белая рубаха.

– Спасибо, всегда это знал.

– Смотри, – Лафея протянула ему газету. – Помнишь немого человека в чёрных лохмотьях? Случай два месяца назад. Так вот, он обрёл дар речи, представляешь? Говорят, нашёл какого-то сильного волшебника. Он две недели назад переехал во ФПиКВ, живёт на другом краю города, рядом с Ариадной-портнихой. Да не один, с женой. Его имя – Ферир Беантросс.

Вилавл почти физически просиял:

– Да, это же чудесно, Лафея! Дети, – он обратился к своим чадам, которые пытались перекинуть в тарелки друг друга как можно больше каши, — Запомните: жизнь прекрасна! – с удовлетворённым вздохом Вилавл откинулся на спинку стула.

4.

– Вот кто-то у меня сейчас полетает! – притворно-угрожающе приговаривал Вилавл, подкидывая Миру в воздух.

– Пап, почему Уши – священные цветы? – серьёзно спросил Уилл, разглядывая синие бутоны.

Вилавл подхватил Миру на руки и подошёл к подоконнику.

– Вот смотри, сынок. Когда человек начинает прославлять речь во ФПиКВе, Зоземляри дает ему пыльцу, которой в мае посыпают землю в горшке. Первого июня расцветает цветок. «Уши» с древнезоземлярского переводится как «друзья»: на одном стебельке всегда по два бутона. Они связываются с твоей душой, когда назовешь им свое имя. Вянут Уши в последний день лета, но связь с человеком теряют только, когда их сожгут.

Дверь стремительно распахнулась, в комнату влетела Лафея.

– Ну что, пора рассказывать историю на ночь? – Вилавл поднял глаза на жену, по его спине пробежал холодок.

Она была очень бледна, губы дрожали, в глазах светился панический страх.

– Что случилось? – кратко спросил бургомистр.

– Т-т-а-м, – еле проговорила Лафея. – Ты должен посмотреть, – шёпотом закончила она.

Вилавл тут же сорвался с места.

– Дети, идите сюда, – внезапно разрыдалась госпожа Брендей.

Он оказался на улице. Летняя ночь показалась ему холодной и неприятной. Впереди, на площади виднелся яркий свет факелов, слышались взволнованные голоса, крики ужаса, плач. Ему не хотелось туда идти: вот бы отвернуться и всё забыть. Но он, неожиданно для себя, побежал на площадь, мчась к свету факелов, который, подобно тревожному маяку, предупреждал его о чём-то ужасном.

– Расступитесь, – прокричал кто-то. – Бургомистр идёт!

Ноги плохо слушались, но Вилавл подошёл к столу посредине площади, на котором что-то лежало. Народ провожал его взглядом, полным вопроса и надежды. На столе лежал труп.

Не просто труп.

– Накройте его чем-нибудь, – пробормотал Вилавл, отводя взгляд.

Двое стражников тот час выполнили приказ. Бургомистр повернулся к горожанам: «Идите по домам, сохраняйте спокойствие».

«По домам?» – выкрикнули из толпы. «Кто теперь вообще может быть спокоен?», «Это повторится?», «Кто мог сотворить такой ужас?».

Сотни вопросов отдавались в голове гулким эхом.

«Разгоните всех по домам», – приказал Вилавл одному из стражников: «Поднимите охрану, пусть дежурят по всей территории ФПиКВа».

5.

В ратуше собрались командующий городской стражи Эд, учёный-медик Гледиус, советник бургомистра Тео. По комнате распространилась зеленоватая полутьма. Вилавл опёрся руками о стол, и напряжённо замер.

– Кто жертва?

– Мальчишка Эрдов. Ему только исполнилось восемнадцать.

– О чём говорят следы осмотра? – бургомистр повернулся к Гледиусу.

– Если честно, – замешкался тот, – я не уверен, господин, но это похоже на фразеологизмы.

– Что? – выдохнул Вилавл.

– Да, господин. Похоже, кто-то воплотил фразеологизмы «кровь стынет в жилах», «играть на нервах», «совать кости в горло», «мозолить глаза»…

– Достаточно, – оборвал его Вилавл, упёршись лицом в ладони, – Кому это надо? Зачем? – пробормотал он, чувствуя, что ему трудно дышать.

6.

– Ещё одно убийство, – бесстрастно сказала Лафея, будто говорила о погоде. – Снова мальчишка восемнадцати лет. Пятый.

Вилавл ничего не ответил, только взял пальто и вышел на улицу. Они уже три месяца пытались найти злодея. Он шёл по пустынному городу, мимо наглухо запертых дверей. Сколько бессонных ночей он провёл в ратуше? Распоряжений отдал страже? Охраны приставил к молодым юношам?

– Зачем? – простонал он, глотая струи октябрьского дождя. – Зачем обращать речь во зло?

– Потому что она и есть зло, – послышался за спиной злой, с нотками безумия мужской голос. – Просто те, к кому она благосклонна, видят в ней только хорошее. А она так же грязна, как всё в этом мире. Ещё грязней.

Вилавл оглянулся. Перед ним стоял тот немой пилигрим. Нет, не немой, и не бродяга. Хорошо одетый черноволосый человек с ненавистью в чёрных глазах.

– Ты?

– Не ожидал? Верно, кто подумает на мямлящего беспомощного человека.

– Зачем? – Вилавл снова повторил вопрос, мучавший его последние три месяца.

– Чтобы вы увидели, что такое ваша речь. Чтобы растоптать вашу святыню, обратить в медленный страшный яд, который вас и погубит! – с каждым словом всё больше распалялся тот.

– Дети…

– Самовлюблённые глупцы, – перебил Ферир. – Но это ещё не всё! – он облизнул губы и вытащил из кармана чёрного плаща поникшую, завядшую Ушу, обмотанную лапшой. – Уши – прекрасные цветы, не правда ли? – притворно любезно сказал Беантросс, и внезапно хищно осклабился. – Вот только это ловушка для разума, если попадёт не в те руки.

7.

Вилавл бежал изо всех сил. Октябрьский ветер разрывал горло, пальто давно потерялось, тело болело от многочисленных ушибов, но он давно не чувствовал в себе столько силы, как сейчас. Привлечённые криками стражи и шумом драки, люди выбегали на улицу. Теперь было гораздо сложнее различить мелькание чёрного плаща впереди. Однако сомнений не было – Беантросс стремится к площади, рассчитывая сделать из смерти бургомистра показательное выступление. «А ведь наша площадь лишь пыльный, непокрытый кусок голой земли» – горько подумал Вилавл: «Столько ещё предстоит сделать, когда всё закончится».

Отвлёкшись от несвоевременных мыслей, он бросил взгляд вокруг. Среди толпы Вилавл разглядел тревожное лицо Лафеи, держащей за руки детей. Обнаружив, что окончательно потерял из виду Ферира, он притормозил около своей семьи.

– Ты не должен… – тихо начала Лафея.

– Должен.

– Нет, одумайся, у тебя семья. Ты не обязан – это долг стражи.

– Лафея, – Вилавл взял её за плечи, – Я в ответе за этот город.

Он на миг замолк, глубоко дыша. На его лице отразилась смесь переживания, скрытой печали и отстранения.

– Прости меня, – вдруг сказал он тихо, борясь с поглощающей болью. – Но я – бургомистр, – в один миг его лицо стало твёрдым, решительность сверкнула во взгляде, отразилась в силуэте. – ФПиКоВцы выбрали меня бургомистром. Ты выбрала меня бургомистром. Скоро всё закончится, Лафея. Но не для нас. Обещаю.

Он внезапно притянул её к себе, и поцеловал. От него веяло жаром долго бежавшего человека. Через несколько секунд отпустил и посмотрел ей прямо в глаза: самоуверенным и честным взглядом пылкого мальчишки, мечтавшего сделать что-то великое. Вилавл отвернулся и побежал к площади, не оглядываясь.

– Что-то ты долго, Брендей! Сомневался в своей силе? Пра-виль-но, – издевательски прошипел Беантросс.

– Нет, – просто ответил Вилавл. – Больше ни один мальчишка не пострадает из-за твоей безумной мании мести.

Они снова сцепились, покатились по пыльной земле около ратуши. На площади собирался народ. Вилавл не видел, как Лафея замерла в первых рядах. Наконец, он исхитрился схватить Ферира за волосы, перевернуть на спину, и подмять под себя.

– Я уже догадался, кого ты выбирал своими жертвами, – прохрипел бургомистр. – Тех, кто напал на тебя тогда?

Беантросс пнул его в живот, заставляя с глухим стоном скатиться на землю. Ферир, пошатываясь, встал. Его силы почти иссякли: Вилавл сильнее. Однако, бесхитростнее. Беантросс улыбнулся.

– Что, улыбаешься в лицо смерти? – иронично поинтересовался Вилавл, поднимаясь на ноги. – Верно, исполнять свою работу стоит и в роковую минуту.

Из кармана чёрного плаща показалась всё та же серая Уша, обмотанная странной лапшой.

– Моё изобретение, – пояснил Ферир. – Беантросская лапша. Стоит навесить её на Уши – ваш цветок разума – как его владелец оказывается полностью в моей власти. Мик! – вдруг резко позвал он куда-то в сторону.

Из толпы вышел юноша.

– Достань нож, помоги мне справиться с этим! – приказал Беантросс.

В руку мальчишки, бесстрастно сверкая при бледном свете пасмурного дня, скользнул кинжал. «С обоими мне точно не сладить», – внезапно холодно осознал Вилавл: «Есть только один способ».

Он рванулся в коридор ратуши и сорвал со стены факел. Это немного сбило Ферира с толку. А когда Беантросс рванулся к нему, было уже поздно. Сено, покрывавшее пол ратуши, вспыхнуло. Ухитрившись вырвать из рук врага Уши, Вилавл бросил цветок в огонь.

Мик упал без сознания… Вилавл проводил его взглядом, и вдруг вскрикнул от боли. Беантросс успел выхватить кинжал из рук своей жертвы. Холодное лезвие насквозь прошло сквозь горячее тело, навеки остужая его пыл.

Всё поплыло перед глазами. Внезапная слабость нахлынула на него. Молодой бургомистр пошатнулся, исступлённо пытаясь удержать равновесие. Беантросс знал, что он победил. «Нет», – Вилавл представил, что это значит. Что грозит его людям. «Я должен» – еле разбирая собственные мысли, подумал он. От ратуши, уже на несколько метров захваченной пламенем, несло жаром. Вилавл подался вперёд, огонь был совсем близко. Сила ярости мощнее всего: Вилавл был очень зол. Он вцепился в плащ расслабившегося Ферира. Миг, удар, пронзительный вскрик. Беантросс влетел в коридор, охваченный пламенем. Рухнувшая с потолка балка перекрыла все пути к спасению. Ферира теперь нет.

Зато есть Вилавл Брендей: вот он, вполне устойчиво стоит на ногах, хотя кровь и пропитала его белую рубаху. Вилавл взялся за рукоять кинжала и вырвал из своего живота. Боль ослепила, но он не позволил себе потерять сознание. Лафея спешит к нему навстречу. Он выпрямился и зашагал к ней.

Вилавл крепко обнял её, на его губах играла чуть заметная улыбка победы.

– Я обещал, что всё будет хорошо, – с жаром прошептал он.

Лафея почувствовала великое облегчение.

Вдруг его хватка ослабла, руки скользнули по плечам, колени предательски подогнулись. Он упал на пыльную землю.

– Вилавл? – её собственный голос, прозвучал откуда-то издалека.

Как быстро умирают люди. Лафея не могла понять случившегося. Поверить. Медленно опустившись на колени, будто захлебнувшись беззвучным осознанием чего-то непоправимого, она в забытье подняла голову, и посмотрела на людей. Все молчали. Казалось, мир потерял звуки.

И вдруг взгляд Лафеи остановился на женщине в первых рядах. На бледной черноволосой красавице, которую она не раз встречала под руку с Фериром Беантроссом. Та посмотрела Лафее прямо в глаза. Ее взгляд пылал ненавистью. Женщина положила руку на чуть выдающийся живот. Лафея узнала этот жест. Госпожа Беантросс торжествующе-ядовито улыбнулась и скрылась в толпе. Так началась вековая вражда между Брендеями и Беантроссами.