XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проект «Prosodia» известен в первую очередь как медиа о поэзии, популярное в кругах литераторов и набирающее популярность среди людей, не связанных с филологией профессионально; вырос он из журнала о поэзии и ее критике. Хотя сайт больше отвечает основной миссии проекта: просветительская деятельность, включающая в себя освещение новых тенденций в литературе.

Портал работает как обычное медиа – с тематическими новостями и публикациями; в новостях видим «Владимира Высоцкого в фильме сыграет нейросеть», в последних публикациях – рубрику «Новые стихи». Новаторство, определенно, одна из главных ценностей проекта. Наряду с просвещением: «Наша миссия – дать массовому русскоязычному читателю доступный источник информации о процессах в современной поэзии и самой поэзии», – утверждают сотрудники издания в разделе «О проекте».

«Prosodia» работает по формуле: новаторство + просвещение = привлекающий читателя журнал. Действительно привлекательная позиция сейчас, в век стремительных всепоглощающих инноваций и вездесущего самообразования. Но есть ощущение, что чего-то в ней не хватает.

Пути привлечения читателя не ограничиваются двумя основными слагаемыми. Есть еще завлекающие заголовки: трендовые топы «10 лучших стихотворений русской литературы от известного поэта N», соблазнительно короткие статьи

«История русской поэзии за N минут». Есть не новый, но эффективный прием: использование имени известного автора для возбуждения интереса к незнакомым лицам в одной с ним подборке.

В поэтическом разделе 14 выпуска журнала используются все эти приемы. Сразу бросается в глаза – имя (первое в разделе!) Владимира Строчкова, известного экспериментами в поэзии. Другие имена, скорее всего, незнакомы даже просвещенному читателю. Подборка Строчкова начинается с интригующего заголовка «Мы психически здоров»: это строка из одного из стихотворений.

Красивое игровое название (игра слов и синтаксиса здесь очевидна и поэтому забавна) не соответствует содержанию стихотворений – кроме самого «Уплытия» (стих взят из него); последнее – шуточный текст, что-то вроде частушек о психически больных с аллюзиями на романы о мореплавателях (топос мыса Горн, образ пристани/причала, мотив шторма). Но так не со всеми текстами. Посмотрим на развитие темы любви: «Старлей связистку полюбил» говорит о мимолетном чувстве, использовании партнерши, снова жанром, близком к частушке, и это органично содержанию, а «The Dark Side of Love», посвященный тяжелым переживаниям, при общей серьезности и в чем-то классической сложности формы (обилие эпитетов, повторов – «мучиться мученской мукой», – звукопись – аллитерация на сонорные согласные), не соотносится с заголовком, за счет использования английского языка будто для большей патетики, что выглядит комично. В подборке есть безоговорочно талантливые тексты – например, «Инотавр» (он непрост и глубок содержательно, хорошо сделан формально – посмотрим на то, как по тексту меняется звукопись, на постоянное, аккуратное введение контекста древнегреческой мифологии и пр.), но внимание привлекают в первую очередь «частушки», не несущие такой художественной ценности.

Проблемы с формой продолжаются в подборке Анастасии Трифоновой, но здесь безоговорочно талантливых текстов нет. Зато есть отталкивающе простые верлибры, посвященные современному «женскому вопросу» (первые два текста подборки): помимо нескольких неоправданных рефренов («четвертый и пятый») и банального минус-приема («ей больше нечего»; здесь можно говорить в целом о приеме умолчания, скрывающем мотив насилия), в текстах нет тропов, зато есть буквально пост в социальной сети, разбитый по строчкам. И он стоит в подборке первым. Далее, конечно, появляются тексты с зачатками дарования – все же редакторы «Просодии» отличаются наличием вкуса, – но этого слишком мало, чтобы исправить впечатление от инициальных поэтических опытов.

Дальше – отрывки из поэмы Евгения Коновалова. О качестве текста крупной формы нужно говорить в отдельной статье, здесь автора можно и хвалить, и критиковать, но, так или иначе, верлибр о женской участи не сочетается с исторической поэмой о революции 1917 г., а в подборке они соседствуют. Возможно, многоформатность – одно из новых веяний, которым пытается следовать Prosodia, но здесь она используется в ущерб композиции раздела.

В надежде, что выразительностью и изяществом порадует хотя бы последняя подборка – некая финальная точка, – смотрим на тексты широко публикующегося, но малоизвестного поэта Ивана Волосюка. И первое стихотворение, несмотря на некоторые шероховатости (неточные или банальные рифмы – «дорос / вопрос», «more / давно»), почти оправдывает ожидания: приятно необычные тропы – градация «стану травой, чепухой, золой», риторический вопрос «Кто научит ребенка, что воздух свеж»; органичные содержанию (мотивы одиночества, смерти) образ коридора, мотив молчания. Гениальности здесь нет, но творческая индивидуальность просматривается. А, нет: второй текст убивает это впечатление. Приятных необычностей в нем просто нет, ни одного яркого тропа. Белый стих, построенный на совмещении не очень совместимого интертекста… Чем, кроме школьной программы старших классов, связаны Некрасов с «умными крестьянскими детьми», Блок – «улица, свалка, аптека» – и Евгений Онегин – «Татьяна там что-то душою»? Все это вместе с аллюзиями на современные реалии («заешь пустоту дошираком», «родимый корейский мильон») создает определенный комический эффект, за которым заслоняется, на самом деле, очень серьезное содержание: лирический герой, очевидно, переживает военные действия («пулеметные ленты»), кризис национальной идентичности (слово «русская» в приведенной цитате заменено неопределенным местоимением); через весь текст и символически, и явно проходит мотив смерти («черные носилки», «смерть от тебя отойдет»). Шероховатости автору по неопытности можно было бы простить, но совмещение комической формы с трагическим содержанием выглядит как плагиат того же Строчкова – а это уже отталкивает.

Между эпосом и эпигонством втиснулись еще три подборки: Марины Грабер, Евгения Волкова, Дмитрия Дедюлина. Их публикации более объемны, и о каждой из них, опять же, говорить нужно отдельно, но отличие в том, что говорить, тратить на каждого целую критическую статью действительно хочется. Евгений Волков, например, очень интересно оперирует языковыми средствами выразительности, опираясь, видимо, на школу лингвистической поэтики (окказионализм «налейтмотив» = налей + лейтмотив, или как в одном слове показать проблему алкоголизма; «эгегейское море»), и материалом реминисценций, переводя классические цитаты в современные реалии («храни меня от бед мой полисмен»). Последнее отличает и Дедюлина (в тексте «в каком ты нарисован виде…» прослеживается интертекстуальная связь с Мандельштамом – античные мотивы), который, кстати, умеет писать верлибры так, чтобы в них можно было увидеть и аллюзивный материал («может, человек слишком мерзок…» – здесь контекст советской эпохи, мышкинская идея идея о красоте как спасении мира, и в то же время мотив сделки с дьяволом), и проработанную идейную составляющую. Марина Грабер как будто сочетает в себе все эти достоинства – обрабатывает в своих стихах фразеологизмы, уместно использует фонетические приемы, говорит на темы смерти, веры, поиска себя в силлабо-тонических размерах… Это правда талантливо! И вот, мы внезапно находим недостающий в той формуле компонент – это уровень мастерства (забыто самое важное слагаемое: не зря говорят, что у филологов с математикой…).

Казалось бы, в чем проблема? Плохие тексты можно пропустить и читать только хорошие! Но, начав с частушек о Юнге, едва ли захочешь читать дальше. Мне как читателю, литературоведу, критику обидно за замечательный поэтический журнал и еще больше – за нескольких чудесных опубликованных поэтов и их произведения. Хочется обратить внимание не на первые подборки раздела. А на то, как Марина Грабер отчаянно рассуждает о Боге, как смешно и в то же время страшновато играет языком Евгений Волков. Как легко и ненавязчиво, правильно раскрывается во всей подборке на уровне образов и композиции мотив свободы, заявленный еще в эпиграфе («Пускай все калитки будут столь же свободными, думают они»). Как изящно талантливые поэты в талантливо написанных стихах говорят о жизни и смерти, о всех сторонах любви, о положении женщины, используют все формы поэтического языка – спорные и не очень. Но в итоге тексты, которые должны быть визитной карточкой раздела и затмевать собой не очень удачные эксперименты, выполняют ровно обратную функцию, заслоняя своей неудачностью достойные внимания имена.

Мысль «новее — не значит лучше» не нова и поэтому очевидна: но не для всех. А Prosodia, помимо злоупотребления новаторством, берет на себя роль просветителя в актуальных темах: поднимает проблему сексуального насилия, ругается матом и нормализует его использование, говорит о феминистской повестке… Должна ли это делать поэзия? Хорошая – не должна, но может, если автор ставит это своей целью и умеет говорить об этом ненавязчиво. Плохая же – точно нет: сочетание «избитой» проблематики с новыми приемами ради новых приемов выглядит банально и подтверждает стереотип многих обывателей, что «запретным» темам в поэзии не место, вместо того, чтобы, по замыслу редколлегии, опровергать его.

При этом портал прекрасно работает в просвещении в области поэзии. Критическая и литературоведческая его часть – это очень правильный формат для современного читателя. Статьи «10 лучших стихотворений» и «История поэзии за 10 минут» – отличный способ погрузиться в мир литературы и литературной критики. Грамотное следование новым веяниям культуры и медиа и просветительская деятельность органично сочетаются в нехудожественных текстах, публикациях на сайте и в социальных сетях проекта. Но вот редакторам поэтического отдела «Просодии» хотелось бы напомнить, что «трендовая» позиция – лишь одно из слагаемых в формуле хорошего журнала, гораздо менее весомое, чем качество и настоящая концепция. Займитесь математикой, дорогие поэты.