Принято заявок
2685

XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Феникс рождается из пепла

Ничто не вечно. Конец есть всегда, даже у самой долгой и теплой истории, даже у самого близкого сердцу человека. Но из любой мечты есть точка невозврата, пересекая которую ты обрекаешь себя на вечные скитания по собственному разуму, ты становишься узником собственных мыслей, и твоя безграничная внутренняя свобода становится твоей теснящей клеткой, ведь ничего, кроме нее, уже не осталось. Но самое паршивое то, что пробелы между прутьями-то огромные. Ты можешь из нее выбраться, но не хочешь. Тебе нравится эта тюрьма. Хоть ты ее и ненавидишь. Жажда воли, перерастающая в желание быть заточенным на столетия.

Человек не любит правила, и именно поэтому создает их. Сам для себя.

***

— Как ты думаешь, этот лягушонок тоже живет в Силти? – Шпион скачет по мокрой после дождя тропинке, спотыкаясь о скользкие камни. Она любит спотыкаться, хоть и вечно причитает о своей неуклюжести. В ее голубых глазах, обрамленных длинными черными ресницами, разливается темное море с отражающимися в нем звездами.

— Ну…Этот лягушонок выглядит нужным этой дорожке. Я хотел сказать, что он сюда вписывается. Вот, смотри, он подходит под цвет листьев, — я аккуратно трогаю палкой его склизкое на вид тельце. Лягушонок издает тихий звук, больше похожий на шебуршание, чем на кваканье, и исчезает в кустах, напоследок махнув своими длинными тонкими ножками.

— Глупый Бродяга! Как он может быть похож на листья, если они желтые, а он – зеленый? — Она выпятила нижнюю губу, с явной досадой проводив взглядом лягушку.

— Ничего ты не знаешь. Они совсем разные, но вместе становятся одной дорожкой, которой никогда не было и не будет. Если все листья в мире будут одинаковыми и все-все будет одного цвета…Разве захочется жить в таком мире? Зачем зеленым листьям смотреть на зеленую лягушку, если они сами зеленые? -я улыбнулся, резко сбросив серьезность.

— Да ну тебя! Ты все равно ничего не понимаешь. У самого и глаза, и волосы коричневые. Неинтересно. — Шпион важно отвернулась, взметнув копной ярко-рыжих взъерошенных прядей и вздернув веснушчатый нос так, будто от обиды собралась выть на еще не взошедшую луну. Я подумал, что если бы она завыла, то, наверное, к нам бы прибежал волк. Он бы забрал нас с собой, и мы бы жили в джунглях, и научили бы пантер разговаривать. Мне даже захотелось завыть прямо сейчас, пробираясь по чаще, но я не стал. Вместо волка могла прийти Коршун. — В Силти поклоняются лягушкам. Это их священное животное, — неожиданно выпалила она, слегка прищурив глаза. Мне стоило подхватить, чтобы замять нашу недавнюю перепалку.

— А лягушек они будут одевать в огромные платья из желтых листьев. Листья – это дети солнца, а лягушки – его шпионы под луной!

— Согласна. Пускай и с тобой, — фыркнув, она ненадолго задумалась, а потом бросила на меня пронзительный взгляд взрослого ребенка, еще не успевшего испортиться под грузом рутины, взгляд, который бросала она очень редко. Море, бушующее в ее глазах цвета позднего вечера, теперь ударилось штилем. Когда долго смотришь кому-то в душу через ее зеркало возникает ощущение бесконечного разговора. Будто вы сутки за сутками рассказывали друг другу самое сокровенное, и стали единым целым, нет, вы осознаете, что всегда им были, и эти оковы теперь приятно стирают в кровь запястья.

— Может, нам стоит вернуться? — мне не хотелось видеть ее такой. Это жутко, пускай и несколько радостно. Я судорожно начал что-то придумывать на ходу. — Если Коршун узнает, что мы опять вышли из приюта ночью, она нас сожрет. Она посадит нас под замок. Мы будем сидеть взаперти неделю, а еду нам будут давать, если и будут давать, через собачью дверцу. Коршун же самая обычная, из этого мира, ей не понять, -я осторожно взял ее за руку и потянул в сторону едва заметных за плотной кроной деревьев огоньков. Она резко вырвалась и опустилась на влажную землю, испачкавши дождевик. Ярко-желтый. Как и у меня. — Ты вся грязная. Они же поймут, и…

— Силти – старая страна, и из-за этого о ней никто не вспоминает — пауза. Ох, и не любил я эти внезапные наплывы взрослой скуки, попытки объяснить что-то, кажущееся странным. Почему ей так важно оправдать других, ничего не знающих, даже не пытающихся узнать? — Мы нашли ее только потому что…потому что…-она запнулась, пытаясь подобрать нужные слова.

— Когда-то ее потеряли? – протянул я. Она с благодарностью кивнула, еще больше нахмурившись.

— Миллионы потерянных в этом мире детей вспоминают о ней. И о родителях, которые там остались. Верно? Почему же Силти нет на карте? Мы же ее не придумали. Она существует, — шепот Шпиона резал уши. Она редко говорила об этих вещах. Я осторожно сел рядом с ней, облокотившись на ствол сосны.

— Понимаешь, Силти – родина не каждого. Подкидышей вроде нас не так много, и часто они никогда не находят сородичей и из-за этого молчат. Боятся, что будут единственными. А это очень страшно, понять, что рядом нет никого своего, -я сглотнул, ощутив пробежавший по спине холодок, — лучше надеяться и молчать.

— Но кто-то же обязательно бы попытался их найти. Кто-то бы обязательно продал эту надежду!

— Может и не продал бы, -я едва слышал собственный голос, и Шпион, видимо, пропустила мой хриплый шепот мимо ушей.

— Нам надо обязательно найти остальных! Друг друга-то мы нашли! -почти с укоризной она направила на меня палец.

Быть может я был тем, кто слишком боялся разочарования.

— Сначала нам надо пойти в библиотеку и сделать карту, — она загнула мизинец. Я до безумия хотел сменить тему, потому цеплялся за каждый сучок, словно утопающий.

— Знаешь почему Силти нет ни на одной карте?

— Почему?

— Наверное для каждого она называется по-разному и находится в разных вещах. Мы придумали одно, кто-то другое, и это остаётся у нас в голове, — я с облегчением выдохнул, увидев блеск в ее глазах, — Так и получается страна без имени и координат. Страна, о которой думают те, кто не как…лягушонок. Кто не вписывается в этот мир, потому что принадлежит другому, — я не уверен, что мои слова как-то помогли Шпиону. Мне было почти тринадцать, а ей всего девять. Слишком большая разница. Да я и сам особо не знал, что говорить. Более того я искренне не понимал, зачем ей нужны доказательства.

— Почему мы лишние? Коршун идеально вписывается в этот противный мир, — она провела грязным кулачком по носу, слегка всхлипывая.

— С чего ты взяла, что мы лишние!? Мы есть друг у друга, а значит воссоздадим островок своего мира в здесь, -по спине вновь пробежал холод, -Если хочешь, то мы найдём своих сородичей и устроим Пристанище Попаданцев. О! Как тебе такое название, — я ткнул пальцем в небо, почувствовав неожиданный восторг. Нет, в пристанище будут лишь Шпион и Бродяга, Бродяга и Шпион! — Мы соберемся под этой звездой, она самая яркая! Устроим свой лагерь. Как тебе?

— Но разве наш лагерь останется в этом мире? Он же другой. Чужой, как и мы, — она смотрела на меня с робким недоверием, а ее глаза цвета позднего вечера прекрасно вписывались в сегодняшнею ночь.

— Мы будем жить в том мире, котором захотим. Никто не вправе нас останавливать! Если мир не собирается делать нас своей частью, то мы впишем его в свои истории! — я вскочил с ног в порыве вдохновения, и с размаху ударил рукой о ветку. Ствол тут же завизжал от боли, и его пронзительный крик эхом пробежал по всему приютскому леску.

— Какие истории? -ее алые губы задрожали от возбуждения.

— Истории Силти. Истории приюта. Истории Бродяги и Шпиона. Наши истории. Мы убежим ото всех. Будем жить, -я рывком поднял ее с земли. Она чуть было не упала, и даже не заметила этого, -Этот мир в наших руках, понимаешь? Мы пишем его историю. Мы с тобой. Если нам не нравится то, что было раньше, мы можем это переписать. Давай сделаем этот мир отблеском Силти? Отблеском нашего дома? Давай? -я наклонился к ней, загоревшись странным огоньком. Дыхание Шпиона обжигало мне щеки. С листьев на нас капала вода, а под ногами шныряли лягушки. Наверное, в тот момент мы были частью этого леса. А может это он стал частью нас самих.

— Давай…Давай…- тихо прошептала Шпион. Я взял ее ладонь обеими руками и сжал.

— Мы должны поклясться. Мы должны держаться друг друга. Повторяй за мной, — я набрал полную грудь воздуха, — Мы, Бродяга и Шпион, взываем к гражданам Силти! -я закричал. Мне было плевать на Коршуна. — Мы клянемся быть с вами даже в самые тяжкие времена, дабы с достоинством носить имена, данные нам предками! Мы клянемся передать пламя нашей истории нашим детям, нашим внукам и нашим близким! Мы клянемся, что не станем частью этого мира и отдаём свои души Силти! Мы клянемся открывать огнем наших сердец любые двери и любые замки и не потушить его! Клянусь, клянусь, клянусь! – Я никогда не чувствовал такой свободы в этих тесных стенах.

— Мы, Бродяга и Шпион, взываем к гражданам Силти!

— Мы клянемся быть с вами даже в самые тяжкие времена…

— Дабы с достоинством носить имена, данные нам предками!

— Мы клянемся передать пламя нашей истории нашим детям, нашим внукам и нашим близким!

— Мы клянемся, что не станем частью этого мира и отдаём свои души Силти!

— Мы клянемся открывать огнем наших сердец любые двери и любые замки и не потушить его!

— Клянусь!

— Клянусь!

— Клянусь!

Мы держались за руки. Порывы ледяного ветра усиливались по мере приближения Коршуна, накрапывал мелкий дождь. Мы не боялись. Для меня существовали лишь ее глаза, как тот самый предночной небесный потолок, и Силти, которому мы отдали жизни. Именно тогда я осознал, что пересек последнюю границу, и теперь мы связаны навеки этой незримой нитью, а скорее цепью, которую вы сами и выковали. Это было ужасающе прекрасно. Быть частью чего-то целого, какого-то механизма…Но ту уже не сможешь выбиться из него. Ведь без тебя – конец. Смерть. Небытие.

Без тебя остается лишь существо. Не человек. Пустышка.

Одинокая пустота.

***

Через пару лет Шпиона забрали. Мы повесили друг другу на шеи медальоны из полугнилых ниток, которые были дороже любых алмазов. Я так и вырос в приюте. Встретились мы только через десять лет – это страшная цифра, особенно когда тебе было двенадцать, а ей – девять. Она все это время жила в моем медальоне и в огне, которым я был охвачен, так что нестрашно. Мы нашли друг друга в приюте. Забавно. У нас не было ничего, кроме медальона и приюта.

Мы сидели на нашей поляне. Я был счастлив, вновь смотря в ее глаза, счастлив от этой молчаливой беседы. Шпион изменилась. Она стала выше меня на пять сантиметров, покрасила волосы. Положила нашу гнилую нить в бриллиантовую шкатулку. Сказала, что так лучше. Дороже. Я кивнул. Потом она назвала меня по имени, спросила есть ли дети. Поговорили о политике, работах, кредитах, заводах, передачах, литературе, истории, экономике…Я не выдержал и спросил ее про Силти. Она залилась блестящим стальным смехом. Заливистым.

-Спасибо тебе за все, правда! Не знаю, как бы я выживала здесь без твоих историй. Правда, у тебя очень хорошая фантазия, -она ласково взяла меня за руку. Я понял, криво раздвинув уголки губ. Мы много чего обсудили.

-Как ты думаешь, где я теперь живу? -он похлопала в ладоши.

-Не знаю. Наверное, где-то неподалеку? -улыбка слишком утомляла мои скулы, но и сбросить ее я не мог себе позволить.

-Глупый-глупый Джей! Даже не попытаешься угадать?

-Если я ничего не знаю о тебе, как же смогу угадать?

-Да ну тебя! Когда ты успел стать таким букой? – Аврора притворно выпятила губу.

-Тут я точно не согласен даже с тобой. Я всегда таким был. Просто ты не замечала. -она быстро кивнула, вероятно, даже не слушая меня. Все ее внимание занимало небо, которое, пережив вечер и даже ночь, теперь разливалось рассветом, больше похожим для меня на закат.

-Скоро дождь пойдет. Пойдем в машину. -она достала ключи и указала на стоящую около ворот «Ладу». Приютский лес гудел позади. Неужели она не слышит, как он зовет нас?

-Здесь капать не будет.

Вскоре ей позвонили по работе. Она обняла меня на прощание и дала свой адрес. Сказала заходить в любое время. Взяла с меня почти что клятву, что я обязательно ей позвоню вечером. Я вновь улыбнулся и проводил ее. Потом вернулся на поляну и сжег бумажку, даже не прочитав. Выбросил карту, которую приготовил для нее. Карту нашего путешествия с отмеченными странами. Мои Америка, Ирландия, Австралия, Бразилия, Швейцария, Россия, Германия покоились теперь в приютской траве. Накрапывал мелкий дождь. Я знал, что пару минут назад попрощался с ней навсегда. Запястья кровоточили. Теперь эти наручники не были приятны, ведь в них остался лишь я. В каждой ночи я видел поздний вечер, который неумолимо сменялся рассветом.

Шпион мертв. Он умер в тот день, когда ее забрали. Силти стал для нее далекой детской забавой, которая быстро закончилась и потеснилась для новой истории ее жизни. Взрослой, как она выразилась, истории. Силти стал для нее мимолетным домом, слабым утешением, закупорившем одиночество, в котором она обитала, пока не нашла семью. Пока не стала частью этого мира. А я не найду себе другого пристанища. Я переступил черту, и теперь грезы стали моей реальностью. И я разбился о них. Разбился о свои мечты. Я обречен вечно скитаться по этому мирку, по собственному рассудку, и это моё проклятие попаданца. Но Бродяга будет жить. Пускай не в моем потухшем сердце, от которого скоро останется лишь пепел. Я тоже когда-нибудь закончусь. Мне стоит повзрослеть. Я знаю, что не смогу. Так что моя история завершается. А Силти, приютивший когда-то Бродягу и Шпиона, Силти, со своими миллионами до и миллионами после, будет жить вечно. Вечно, пока пылают сердца начатых историй. В этом и есть их суть. Историй, в смысле. Их авторы погибают, становясь частью чертовой карусели, но погибают телом, а частички их душ остаются в огромном мире, называемом небытие. И эта история будет длиться вечно. Как только Шпион погиб здесь, он родился там, у нас, чтобы продолжить начатое. Прощай, Бродяга. Догони его. Мое время вышло, пришло твое. Увидимся там. За кулисами.

Болдырева Виктория Сергеевна
Страна: Россия
Город: Сергиев Посад