Что такое воскресение? Я не о дне недели спрашиваю. Какой смысл люди вкладывают в это слово? Воскресение есть восстановление тела? или же души? И обязательно ли, что воскрешение происходит с тем, кто умирает? А может ли смерть стать воскресением?
У меня есть одна история, которая может помочь ответить на эти вопросы. Это история целой жизни, так что приготовьтесь внимательно слушать. Готовы? Тогда я начинаю.
Когда мне было три года, каким-то чудесным образом я встретила Алёну. Наши родители дружили и часто ходили друг к другу в гости. И в один прекрасный день, как я понимаю, мама решила, что шестилетняя дочь ее подруги в состоянии посидеть с капризной маленькой девчушкой. И, раз уж мама так решила, так оно и случилось. Я не знаю, о чем мы с Алёной разговаривали, да и разговаривали ли вообще (трехлетнему ребенку трудно что-либо запоминать в точности, знаете ли). Самое важное в том, что с того момента началась наша дружба. Хотя не знаю, насколько это можно было считать дружбой. Алёна, скорее, заменила мне старшую все знающую сестру, которой мне так не хватало (к слову, у меня есть старшая сестра, только она живет в другом городе и со мной общается лишь по праздникам). Алёна же была со мной не только в праздники, но и в выходные, и даже в будни. Мы часто гуляли вместе, заходили друг к другу на чай и жаловались на музыкальные школы. Я занималась флейтой, а она кларнетом. Обе мы не были в восторге от этих духовых, но что ж поделать… такова воля матерей: заставить детей заниматься тем, что доставляет им не очень много удовольствия.
Но я немного отвлеклась… Так вот. Мы росли. И дружили. Зимой строили пещеру из снега, а весной лазили по горке рядом с соседней школой; осенью прятались от холода дома, а летом ездили в лагерь. Ох, лагерь… много воспоминаний связано у меня с лагерем и Алёной. Там мы любили танцевать, есть мороженое и играть в пионербол. Не знаю, насколько хорошо мы танцевали и ели мороженое, но в пионерболе мы были лучшими (извините за такую нескромность, но это правда). Нам даже пришлось быть командирами, чтобы набрать команду против вожатых. Мы выиграли ту игру. А вы можете лишь предположить, чьё капитанство было столь успешным. Лагерь – это отдельная жизнь. Там мы шили кукол, вязали браслеты, смеялись на «свечках» и перебрасывались парочкой слов между обедом и сон-часом.
Там, в свой шестнадцатый день рождения, я говорила с Алёной в посл… Впрочем, об этом позже.
В какой-то год, может, в классе седьмом, я вела дневник. Записывала туда все события и все впечатления дня. Тогда, узнав, что Алёна перестала вести свой дневник, я спросила у нее почему. Почему она не ведет дневник, ведь это потрясающая возможность запомнить все, что происходит в данный момент. На что она мне ответила примерно следующее: «Если момент и правда стоит того, чтобы его запомнить, он сам отложится в памяти. А если это что-то тусклое и ненастоящее – то зачем запоминать?» Я подумала над этим и перестала записывать все подряд. Стала жить – как это сейчас говорится — сейчас и здесь.
Мы росли дальше. Дружили, но виделись уже не так часто. Обе перешли в другие школы, там появились новые друзья. Но даже тогда Алёна меня не забывала, равно как и я её. Помню, как подруга пригласила меня на день рождения, где были её одноклассницы. Мне было немного неудобно находится в компании малознакомых девочек, но Алёна как-то так всё устроила, что эта неловкость была минимальной. Понемногу я освоилась и гордилась тем, что я гость на празднике «взрослых» (знаете, в тринадцать лет все, кто хоть на год старше тебя, кажутся очень взрослыми).
Несмотря на то, что нас разделяло целых три года (а, как я сказала, это существенная разница в таком возрасте), мы продолжали общаться. Но уже гораздо меньше. Один раз, когда я не могла дозвониться до Алёны, чтобы позвать гулять, мама сказала мне, чтобы я не сильно рассчитывала на дружбу с десятиклассницей. Может, после этих слов или же просто в силу обстоятельств мы стали общаться ещё реже. Бывало, встречались на каких-то мероприятиях или в том же лагере. Духовно? Да, я думаю, мы все же остались близки, но физически … разошлись по своим дорогам.
У меня в моей школе появилась лучшая подруга, у Алёны – в своей. Знаете, как интересно получилось. У наших лучших подруг день рождения в один день, да и зовут их одинаково. Я не верю в то, что случайности случайны … это так, пища для размышлений.
Все было отлично. Мы жили каждая своей жизнью, не забывая о том, что в соседнем доме есть подруга детства, готовая в любой момент пойти гулять и просто поговорить. И тут… известие. У Алёны обнаружили саркому на бедренной кости. Что это такое? Я не знала. Полезла в интернет. «Злокачественная опухоль, возникающая в соединительной ткани»… Что значит «злокачественная»? «это опухоль, свойства которой чаще всего делают её крайне опасной для жизни организма»… опасной для жизни … что же это всё..?
Алёна лечилась в Москве почти год. Я мало что знаю о подробностях. Мы приезжали в Москву всего один раз. Нам повезло встретить её в момент хорошего самочувствия. Я думала, что не найду, как поддержать разговор, но всё шло как-то естественно, будто в комнате не находилось человека, который прямо сейчас борется за свою жизнь. Мы отлично провели время, попили чай (о да, это, видимо, лучший напиток на все времена), вместе повспоминали былое и построили некоторые планы на будущее.
Мы уехали. И, можно сказать, что я окончательно ушла со сцены, на которой проходила жизнь Алёны. Я села в зрительный зал, стала наблюдателем, который эмоционально реагирует на всё, что происходит без него и искренне доверяет персонажам, помогающим главной героине преодолевать все трудности, двигаясь к финалу. Одну из центральных ролей заняла Катя, подруга Алёны, о которой я уже мельком упоминала. Их дружба стала примером для всех, кто видел эту связь. Кате я готова аплодировать стоя.
Заканчивая одиннадцатый класс, Алёна возвращается домой. Она не пропускает выпускной, сдаёт экзамены и поступает в институт на вокальное отделение. Жизнь её входит в прежнее русло. Друзья, учёба… всё как у всех. И я уже подумала, что всё осталось позади. Радовалась, что моя подруга детства может продолжать жить, жить без боли. И тут можно было бы закончить рассказ. Счастливый конец любят абсолютно все. Но у жизни (у Бога) на нас свои планы.
Алёна сдаёт анализы… Рак не отступил.
Сказать, что меня потрясло это известие – ничего не сказать. Как может настолько живой и молодой организм стать жертвой столь злой и безжалостной болезни? За что? Что она сделала не так? Чем её родные заслужили эту борьбу?
На тот момент я не могла ответить на эти вопросы. Зато я могла видеть, с каким вдохновением все знакомые семьи Алёны встали на молитву. Больше ста людей каждый день в девять вечера отлучалось от телевизоров, недочитанных книг и домашних дел ради соборной молитвы. И все, как один, произносили: «За рабу Божию Елену». Люди, которые могли быть незнакомы друг с другом, объединились благодаря вере в то, что Алёна поправится. И длилось это не неделю, не месяц, а практически целый год.
Молитва духовно помогала Алёне и её маме переносить болезнь. А физически старался помочь медперсонал больниц. Алёна лечилась в Москве, Самаре и Тольятти. В один из тёплых дней марта мы с мамой решили навестить её. Я переживала перед встречей с подругой. Вдруг я скажу что-то не то? Вдруг обижу неаккуратным словом? А если ей уже неинтересно будет со мной разговаривать? Эти и другие вопросы мучили меня ровно до прихода в больницу. Там нас не пустили наверх из-за существующих мер предосторожности (из-за короновируса). Это всё же не помешало нам пообщаться. Тётя Света, мама Алёны, дала мне свой телефон, по которому я и связалась с Алёной. Да, это немного странно разговаривать с человеком, который находится с тобой в одном здании, буквально на пару этажей выше. И всё же наговорились мы на славу. Обсуждали какие-то банальные вещи, которые обсуждают все девочки после долгой разлуки: мальчиков (куда же без них), экзамены (Алёна наказала мне никогда не сдавать обществознание), сериалы и тому подобное. Не буду обременять вас подробностями, потому что сама их толком не помню. Я помню лишь ощущение полного спокойствия и уюта. Даже не увидевшись с ней, я почувствовала любовь, которая связывала нас столько лет. Идя по улице в сторону дома, я думала о том, как повезло мне иметь такую подругу. Я вспоминала, как вместе мы окунались в прорубь в Ташле и как вместе ходили в Крестных ход; как Алёна с ловкостью забиралась на шею моему брату и как беззаботно мы плескались в Волге. Я шла домой с уверенностью, что через несколько недель, а максимум – месяцев, Алёну выпишут из больницы, и мы сможем снова поехать на Грушинский фестиваль, чтобы вспомнить детство.
Алёну и правда отправили домой. Но не потому, что она выздоровела. Это была всего лишь передышка между курсами химиотерапии.
Пока Алёне стало получше, она вместе с мамой и Катей приехала к нам на дачу. И только тогда я увидела, как она похудела. Алёна всегда была стройной, но тогда я увидела именно болезненную худобу. Она медленно передвигалась с костылём, не могла долго сидеть за столом. И всё равно не показывала свою слабость. Она шутила, смеялась, саркастично комментировала глупости и говорила о том, что она будет делать в следующем учебном году. И, хоть я и видела её состояние, я всё же верила ей и была убеждена, что все её планы на второй курс осуществятся. Катя была постоянно возле Алёны. Она уходила с ней в зал, когда та уставала сидеть за столом, помогала спускаться с крыльца или пересаживаться на другой стул. Казалось бы, абсолютно обычные действия. Но вы не видели этих действий. Во всём была одна только любовь. Катя иногда предугадывала просьбы Алёны. Никогда раньше я не видела столь глубокого взаимопонимания между двумя людьми.
В начале того лета Алёна также смогла посетить свадьбу своих друзей и ненадолго приехать в лагерь. Там, в первый день смены, мы встретились. Она поздравила меня с днём рождения и напомнила, что знала меня ещё маленькой трёхлетней девочкой с двумя хвостиками, которая обожала сало и ненавидела супы. Картинку того момента я отчётливо могу воспроизвести в своей голове. Возможно, я специально запоминала тот день, чувствуя, что эта встреча может быть последней. Лёгкий ветерок, медленные облака, тихий шелест листвы и Алёна, сидящая напротив меня около деревянного домика – всё это осталось лишь в моей памяти.
Август. Химия уже не помогает. Рак распространился по всему организму: нога, грудь, голова… Метастазы везде. Соборная молитва продолжается. Все друзья ещё встают по вечерам с дивана, дабы попросить у Бога здоровья «рабе Божьей Елене».
А сама «раба Божья Елена» уже не молится о здоровье. Она готова уйти. Она много разговаривает с батюшкой и понимает, что скоро совершится её переход в иной мир. Сначала было страшно, непонятно и неохота. И вдруг. Озарение. У неё будет свадьба. Да-да. Вы не ослышались. Когда юная девушка покидает наш мир, она становится невестой Христа. Алёна осознала это и стала готовиться к празднеству: заказала белое платье и фату, попросила Катю немного её подкрасить, исповедалась, причастилась и написала письма всем друзьям. Алёна готовилась к уходу с радостью и воодушевлением. Её настроение передалось и родным. Дома постоянно было много людей. Каждый помогал чем мог. И почти все улыбались. Алёна говорила о смерти не как о чем-то страшном и неизвестном. Создавалось впечатление, что она уже знает, что будет делать, когда уйдёт. С батюшкой они обсуждали, куда направится её душа и какие места посетит в течение первых трёх дней. В один день она почувствовала, что уходит, во всеми попрощалась и заснула. Проснувшись на следующее утро и поняв, что она до сих пор на земле, девушка с удивлением спросила: «Как же это так? Я же уже во всеми простилась. Как мне теперь выйти в эфир?» Алёна вновь создала атмосферу праздника и заставила всех смеяться.
13 августа она ушла. Пожалуй, я не могу сказать «умерла» или «скончалась». Эти слова оставьте для тех, для кого не существует другой жизни, жизни, более важной, чем здесь. Жизни на небе. Алёна ушла из земной жизни и отправилась туда, где нет ни боли, ни слёз, ни болезней, ни страха.
А в её доме были гости. Некоторые всё же плакали, да. Но плакали с улыбкой. Это всё Катя и тётя Света. Они своим примером показали всем присутствующим, что те пришли на праздник, а не на траур. Три дня над Алёной читали псалтырь её друзья. Они вставали в очередь и читали. Заменяли друг друга на время сна и непрерывно молились о только что ушедшей. Я была там некоторое время. Я видела их лица. Видно было, что все эти люди любили Алёну и хотели поплакать о ней. Но их вера была сильнее. Поэтому не было слёз. Они понимали, что там, наверху, ей больше не больно. И радовались, что её страдания прекратились.
На отпевании было очень много людей. Больше половины я не знала. Даже те, кто практически не общался с самой Алёной, пришли разделить этот день с её близкими. Алёна лежала со спокойным лицом и едва заметной улыбкой. В свадебном платье и с фатой. Она выглядела живой. В какой-то момент я была уверена, что Алёна резко встанет скажет о том, как ловко нас всех развела. Я уже была готова рассмеяться над этой выходкой. Но она не вставала.
Раздали свечи, и мы стали молиться. Сначала батюшка прочитал канон мученику, и уже после этого приступил к отпеванию. Люди в храме стояли неподвижно, смотрели на свечку в руке или на Алёну. Я наблюдала за ними. Катя и вторая подруга Алёны, Лада, стояли ближе всех, одетые в белые платья. Ведь они пришли на свадьбу. Они подружки невесты. К гробу подходит юноша и кладёт белые розы. В его глазах нечто таинственное и глубокое. Мне казалось, он чувствует не то же самое, что остальные. Он чем-то выделялся, но я всё не могла понять, чем же именно. Может, он влюблён? Как я узнала позже, это был Роберт. С ним Алёна общалась в свои последние несколько месяцев. Их переписка была непродолжительной, но она сильно повлияла на молодого человека. После молитв Роберт подошёл к тёте Свете и поблагодарил за такую чуткую дочь. «Она мне очень помогала и вдохновляла меня», — сказал парень. На отпевании Роберт видел Алёну впервые. Молодой человек подошёл к ней в порядке очереди и поцеловал в лоб. Это был первый и единственный поцелуй, который он подарил девушке. И этот поцелуй, я думаю, ещё долго останется на его губах вместе с именем той, которая открыла для него совершенно новую жизнь, жизнь души.
Тётя Света стояла и улыбалась. Присутствующие подходили к ней, чтобы утешить, но этого, к их удивлению, делать не приходилось. Она сама всех утешала. На моменте прощания все после Алёны подходили к тёте Свете. У меня глаза были на мокром месте. Я подошла к ней, а она на ушко: «Все будет хорошо. Наша девочка будет там счастлива». Казалось бы, это мы должны говорить матери, потерявшей ребенка, утешительные речи, а не она нам. Но, как сказала мне потом сама тётя Света, она не чувствовала смерти. Она ощущала себя на свадьбе. «Знаешь, Ульян,- говорила она,- я не чувствую, что Алёнушка умерла. Я как будто выдала её замуж. И мне так радостно от этого». Если бы вы, не зная всего, пришли в храм на это отпевание, вы сочли Катю и тётю Свету или сумасшедшими, или блаженными, или бездушными. Ничего из этого не было бы правдой. Они стали примером истинной веры. Веры в то, что земная жизнь лишь подготовка к вечности. Веры в то, что смерти нет.
После отпевания речь сказал батюшка. И это стало началом большой цепочки речей, которые звучали на поминках. Многие тогда поделились тем, как жизнь Алёны повлияла на их судьбу. Все отмечали её стойкость и любовь к жизни. Каждый пытался вспомнить хоть что-то, что связывало его с девушкой. Каждый хотел почувствовать благодать, которой веяло от тёти Светы и Кати. Каждый хотел так же радоваться, но всё равно плакал. Матушка сравнила Алёну со страстотерпцами, которые со смирением приняли смерть, зная, что она неизбежна. Девочки, которые пели с Алёной на клиросе, исполнили её любимую песню. Я думала, что слышу её голос где-то среди их голосов. Может, мне просто показалось. А может…
Пока они пели, я вспомнила свой визит к Алёне, когда она лежала в больнице. Тогда я подарила ей картину, выполненную в технике квиллинг. Там изображена птица. Она очень походила на райскую, поэтому мы решили назвать её фениксом. Я предложила несколько вариантов названий, но Алёна выбрала именно этот. И тогда, направляясь домой, я подумала, что эта картина может стать неким символом. Я подумала, что раз Алёна решила назвать её «феникс», то и она сама, подобно этой птице, возродится из пепла и продолжит жить. В моём понимании это значило скорое выздоровление и счастливую жизнь. Но тогда, слушая пение девочек, я поняла кое-что другое. Алёна и правда подобна фениксу. Её тело умерло, но часть её души всё же осталась с нами. Она осталась жить в каждом, кто пришёл на похороны, кто знал и любил её. Она слышится в этой песне, потому что девочки поют именно для неё. Она кажется живой в гробу, потому что никто не считает, что она ушла навсегда. Она ушла. Но всё же осталась. Даже сейчас, рассказывая вам немного о её жизни, я чувствую, что она стоит около меня и направляет. Я чувствую её сейчас точно так же, как чувствовала на похоронах. Я чувствую её сейчас так же, как когда мы гуляли во дворе или смотрели фильм дома. Пока в моём сердце остаётся любовь к ней, а в голове – воспоминания о нашем детстве, она не уйдёт от меня. Как не уйдёт от любого, кто её знал. Я в этом уверена.
Через неделю после похорон я пришла к тёте Свете. Она пока не уехала в Москву к своей старшей дочери Наташе и раздавала мелкие вещицы Алёны её друзьям как напоминание о ней. Я взяла себе серёжки и маленький кулон-гитарку, который Алёна купила на одном из Грушинских фестивалей. Эта гитарка напоминает мне не столько о девушке, которая, пройдя через боль и страдания, показала себя истинной христианкой и с благодатью ушла в иной мир, сколько о девочке, которая жаловалась на кларнет и расстроенное фортепиано, которая советовала не сдавать обществознание и давала советы о том, как переписываться с мальчиками. Этот брелок напоминает мне о той, которая с одинаковым воодушевлением бежала купаться и падать в снег; о той, которая стала для меня старшей сестрой, готовой дать наставление или подзатыльник. Этот брелок напоминает мне, что у меня было замечательное детство с замечательной подругой и что оно осталось лишь в моей душе, равно как и Алёна.
Когда мы сели попить чай с тётей Светой, она рассказала мне о письме, которое Алёна оставила для неё. Когда Алёна была еще маленькой беззаботной девочкой, они с мамой часто ходили гулять. Особенно любили тёплое время года, когда начинают распускаться цветы. Алёна, восхищаясь красотой всего окружающего, срывала маленькие цветочки и отдавала маме со словами «это цветы из рая». И так каждый раз. Причём Алёна запрещала маме выкидывать эти цветы, и тёте Свете приходилось ходить с целой сумкой понемногу засыхающих подарков. Прошло время, Алёна перестала дарить «цветы из рая», и, казалось, забыла эту детскую забаву. Но в своём письме матери она написала об этих цветах снова и оставила после себя букет, который в этот раз и правда состоял из «райских цветов».
Эта история с цветами, рассказанная тётей Светой, вернула меня к вопросу, за что Алёне и её близким было дано такое испытание. И тут я уже готова ответить. Только не совсем на этот вопрос. Правильнее, я думаю, задать вопрос «для чего». Для чего Алёне была послана болезнь, а тёте Свете – смерть дочери? Ответ можно найти в речах людей, которые пришли на похороны. Люди там говорили, что уход Алёны приблизил их к Богу через неё. Те, кто знал Алёну и был хоть немного знаком с её историей, поняли, что смерти на самом деле не существует. Есть лишь переход в вечную жизнь, который придётся совершить всем нам. И есть любовь к ближнему, которая объединяет людей. Те, кто был вместе с Алёной во время её жизни и борьбы, отныне связаны крепкой нитью благодати. И теперь каждый, кто молился и верил, кто ждал и любил, кто улыбался и плакал, теперь каждый знает – смерти нет, есть только жизнь. И все мы, подобно фениксу и Алёне, умрём и возродимся для новой жизни. Для жизни в вечности.
Потяшина Ульяна, апрель 2021