«Бабушка, а почём Вы обо мне деду не рассказывали? Вы меня сами часто поучали, что каждый достоин знать правду, даже самую горькую!» — недоумевал Колюшка. Мальчонка сидел за столом и дожидался полной, темноволосой женщины, несшей тару с горячим супом.
Из окна проглядывало скромное бледное солнце. Горницу освещал слабый свет лампадки, затопленная печь согревала помещение. Сухо и тепло. А за дверью, за крепкими дубовыми стенами, холодно и сыро, совсем не уютно и нет бабушки с её такими родными, согревающими руками и вкуснейшими щами.
Надежда присела на скамью, тихонько взъерошила волосы внука и тяжело вздохнула: «Всё верно говоришь. А дед твой меня обидел, да и как я признаюсь ему после столь долгой разлуки!? Немыслимо…»
«Нет, бабушка, я решительно Вас не понимаю. Вы же любили его. И продолжаете любить! Знаете, бабушка, помню, увидал я как-то девчонку, рыжую-рыжую, и веснушки у ней рыжие, будто солнце её расцеловало, как Вы меня по утрам. Как увидал девчонку, сразу же сорвал цветы и добежал до неё. Вот только цветы она выбросила, — мальчик зевнул и шёпотом добавил, — а в следующий раз она мне сказала, что её Манькой зовут. Во как».
В ответ Надежда усмехнулась, положила голову Колюшки на колени и прикрыла свои глаза. Чаша с остатками супа осталась стоять на столе. Лампадка догорала. Редкие капли стучали по крыше дома. А Колюшка уже посапывал в преддверии нового, таинственного дня.
.спустя несколько времени.
Кое-где снуют фигуры, перешёптываются. Вдалеке можно услышать знакомую мелодию Шопена. Надежда стоит в черных, до пола, одеждах и держит за руку внука. «Ну вот, не узнал Николай Алексеевич всей правды… Колюшка, беги, попрощайся с дедом и отдай ему цветы в его последний путь». Она видит, как мальчонка подбегает к людям и оживленно махает руками.
Что ж, пора. Топ, топ. Медленные, тяжелые шаги ведут Надежду вперед. Топ, топ. Почти на месте. Топ, топ. Тишина. Только Надежда и он, теперь уже покойник, Николай Алексеевич. Не дождался её, влюбленную дурру. Надежда аккуратно кладет маленькую книжецу к остальным вещам, подаренным мертвецу. Вот, желтые цветы, которые отнес Колюшки. А вот, книжеца, вся потрепанная, несуразная, буквы не видны почти полностью, название женщина пролистывает в памяти уже более тридцати лет: «Темные аллеи». Жгучий, ноябрьский ветер сменяет страницы.
— Вот и все. Теперь точно. Прощай.
Надежда осталась стоять одна.
Небо, наполненное стаей хмурых дождевых туч, никак не может показать зрителю, что не только капли дождя, но и крупные слез бегут по покрасневшему лицу женщины.