X Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

— Серафима, пройдите, пожалуйста, в кабинет, – осторожно проговорила женщина в белом халате, не осмеливаясь посмотреть пациентке в глаза.

Для Серафимы такие люди стали уже родными, ведь она видит их ежедневно на протяжении нескольких месяцев. Она не плачет и даже не перебирает края своего платья, как в первые дни, а лишь улыбается. Улыбается так широко и искренне, как будто и вовсе не помнит, что у неё обнаружили онкологию. Серафима верит, что всё вот-вот закончится, и уверена в том, что болезнь отступает.

Серафима встаёт и идёт в сторону врачебного кабинета.

— Знаешь, Оля, я сегодня шла в больницу и думала: вот сегодня точно все анализы в норме будут. Я правда чувствую себя намного лучше.

Медсестра лишь улыбнулась краешком губ и закрыла дверь в кабинет.

— Здравствуйте, – садясь на кушетку, сказала Серафима.

— Здравствуйте, – ответил ей врач и достал толстую книжку с результатами анализов. Человек в белом халате был спокоен. — Так, Фима, что там у нас с тобой? – мужчина стал смотреть медицинскую карту, перелистывая только что пришедшие анализы. Он общался со своими пациентами по-дружески, веря, что их состояние зависит от настроения в том числе. Найдя нужный листок, он начал читать, бормоча некоторые слова из строчек.

— Ну, что там, доктор? Анализы улучшились, ведь так? У меня силы в последнее время прибавились, уже и слабости нет почти.

Доктор улыбнулся, но лицо его мгновенно стало серьезным, когда он дочитал последние записи:

— Фима… Болезнь прогрессирует… Анализы ухудшились, мы, к сожалению, уже ничего не сможем сделать, – в глазах мужчины было отчаяние…….

Серафима сидела на кушетке, топая ногой в медленный такт. На лице ещё не было осознания, но и улыбки уже тоже не было.

— Но, доктор, почему у меня тогда появляются силы? Может, анализы неточные?

— Нет, Фима, анализы точные…

— Сколько же мне осталось? — осторожно спросила молодая женщина.

— Около месяца… Мне очень жаль…

— М…Месяц?! – Серафима ахнула, и по щекам потекли слезы.

В кабинете повисло молчание. В голове девушки смешались все мысли. Она и предположить не могла, что ей останется жить несколько недель и что её вера в то, что болезнь отступает, вот так разрушится.

Серафима шла домой и, опустив глаза, думала, как сказать родным о том, что её вскоре не станет. А может, чудо ещё случится?! С этими мыслями девушка дошла до своего дома, но в подъезд не зашла, а села на лавочку. Неизвестно, сколько времени она так просидела. Нет, она не плакала, она просто смотрела на уходящее солнце и сравнивала его с собой.

— Дочка, я вот всё из окошка на тебя смотрел, ты тут сидела. Вышел в магазин, ты на этом же месте. Пришёл вот обратно, а ты всё ещё тут. Что-то случилось? – спросил проходящий мимо дедушка с тростью, держа пакеты с продуктами в руках.

— Мне осталось жить несколько недель…

Старик немного помолчал, сжав губы, и присел рядом с Серафимой.

— Знаешь, мне тоже осталось жить совсем немного. Мне ведь 94 года как никак. Я не знаю, сколько годков, а может, и дней мне осталось. Но одно я знаю точно: нельзя трать своё время в пустую. Не опускай руки. Сделай то, что давно хотела сделать и по-настоящему ПРОЖИВИ эти дни… Счастливо проживи…

Серафима думала о словах незнакомца. По её лицу скользнули последние лучи солнца, и только тогда она отошла от своих размышлений. Их прервал тоненький писк, исходящий откуда-то снизу, у самых ног. Оторвав свои глаза от линии горизонта, девушка посмотрела вниз. Там, в её длинной юбке, запутался маленький шерстяной комочек. Щенок игрался с подолом, то нападая на него, то пытаясь выбраться. Серафима взяла пушистое чудо на руки и, держа перед собой, посмотрела ему в глаза. Они были такими же, как у неё, небесно-голубыми. Щенок наклонил мордочку и внимательно посмотрел на Серафиму. Казалось, он всё понимал. Будто желая пожалеть женщину, он стал вылизывать тыльную сторону её ладоней. Серафима прижала щенка к себе. А всегда хотела завести собаку, только времени не было. А теперь её мечта сама пришла к ней.

— Что-то мы с тобой засиделись, пойдём домой. Теперь будешь жить с нами… Малыш, — придумав имя новому другу, Серафима вместе с ним направилась в квартиру, где её уже заждалась пятнадцатилетняя дочка. Увидев маму, она кинулась к ней, но, заметив щенка, немного ослабила свои объятия.

— Мама, кто это?

— Это Малыш, — Серафима улыбнулась и почесала щенка за ушком.

— И он теперь будет жить с нами? – радостно воскликнула девочка.

— Конечно.

Серафима прошла на кухню и, налив новому жильцу воды и положив кусок варёной курицы на блюдце, села за стол рядом с дочкой. Они вместе смотрели, как Малыш кушает.

— Дорогая… Мне нужно тебе кое-что сказать. Только, пожалуйста, не волнуйся и не переживай, — Серафима взяла ладони девочки в свои. –Я сегодня была у врача и… Скоро меня не станет. – Женщина хотела отложить этот разговор, убрать его на самую дальнюю полку, а может, и вовсе ничего не говорить. Но, вспомнив слова старика, решилась поговорить с девочкой сейчас.

Дочка ничего не ответила, лишь, немного помолчав, прижалась к груди матери и тихо заплакала. Девочка давно знала о маминой болезни, но все равно, засыпая каждый день, она надеялась, что не услышит этих страшных слов. В эту ночь всё было по-другому. Она просто лежала, а по её щекам текли слёзы.

Утром Серафима проснулась спокойной, будто она не слышала всхлипы дочери, будто вообще ничего не было:

— Помнишь, мы давно хотели увидеть океан?

— Да, мы всё переносили эту поездку, а потом решили не ехать из-за…

— Я купила билеты, и завтра мы отплываем.

Дочка удивлённо смотрела на маму. «Мне что, всё это приснилось? Да нет, вот же Малыш», — промелькнуло в голове.

— Ну, пойдём чемоданы собирать?

На следующий день Серафиму и её дочь уже обнимал морской воздух. Они плыли, разговаривали обо всём, что придёт в голову, смеялись и смотрели на проплывающие мимо корабли и на виляющего хвостиком Малыша.

— Мам, смотри! Здесь пересекаются два океана! Как красиво! — восторженным голосом повторяла девочка, а её мама, словно ребёнок, тянула руки к воде, чтобы капли от быстро движущегося корабля попали на них. Радость переполняла сердца.

— Доченька, а давай нарисуем с тобой картину? Я, правда, рисовать-то совсем не умею, но у меня есть идея, — улыбаясь и гладя по голове девочку, говорила Серафима. В каюте Фима взяла краски и листок.

— Каким цветом ты хочешь рисовать? – спросила она у дочери, взяв её ладонь в свою.

— Я хочу жёлтым, таким же, как солнышко.

Серафима открыла баночку с ярко-жёлтой краской и, набрав немного на кисть, покрасила ладонь дочери.

— А теперь оставь отпечаток на бумаге.

Через несколько секунд на белом полотне красовался след маленькой ладошки, а ещё через минуту рядом красовались фиолетовый след маминой руки и зелёный след лапки Малыша. Три отпечатка соединились в один.

— Ну, вот, теперь наши ладошки всегда будут вместе.

На глазах девочки выступили слёзы, но она быстро смахнула их.

Через две недели они вернулись домой. Это были самые счастливые две недели в их жизни. «Зря мы откладывали эту поездку», — постоянно повторяли они, и каждая делала вид, что нет никакой болезни.

С каждым днем Серафиме становилось всё хуже. Сил уже не было, она перестала вставать с постели. Малыш, словно чувствуя беду, постоянно лежал у неё на груди, попискивая и глядя на хозяйку грустными голубыми глазами.

Через несколько дней Фиму положили в больницу. Дочка просила врачей, чтобы они хоть чуть-чуть облегчили последнюю неделю жизни мамы. Приступы боли не проходили.

Девочка постоянно находилась рядом со своей мамой. Ей было больно смотреть на нее, обмотанную проводами и трубками, всеми силами старающуюся не показывать боль. Время шло очень быстро, а девочка лишь сидела рядом с мамой и плакала, держа её ладони. Серафима пыталась успокоить её, иногда даже шутила. В этот момент два близких человека жалели о том, что редко были друг с другом вместе, откладывали то, что хотели сделать, на потом, не задумываясь о времени. Ведь впереди вся жизнь!

— Доченька, не бойся, Малыш поможет тебе со всем справиться. — И немного помолчав, произнесла. — Знаешь, что я поняла за этот месяц?.. Нужно ценить то, что дает нам Жизнь, и благодарить ее за это. Каждую секунду нужно ценить. Жизнь… ценить… нужно…, – прохрипела Серафима.

А на мониторе линия дорисовала последний удар сердца и стала навечно прямой.