X Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Наступал март, Один окреп и больше не хромал. Его силы восстановились, он снова стал крепким молодым волком, или, скорее диким псом, ведь где-то глубоко в нём жила собачья кровь. За долгие месяцы жизни у людей он не забыл своей жизни в лесу и теперь тайга звала его. Все угодья и тропы, принадлежащие ему, требовали его присутствия. Постепенно эта тоска по лесу затмевала всё другое. Всё, кроме ласки. Теперь Один не рычал, а лишь пятился при появлении человека, ему было приятно ощущать мягкие прикосновения, но в то же время, он боялся их, боялся, как огня. И два этих разных края звали его: властный и знакомый край природы и загадочно-манящий край человека. День ото дня Один грустнел, часами бродя по вольеру, и тоска оставалась в его глазах, бездонных волчьих глазах, связанных с его душой – он тосковал.

Наконец пришёл день, когда Анна сказала:

— Ну всё, зима подошла к концу, а наш волк здоров, теперь пришла пора выпустить его. – она старалась говорить просто и беспечно, но голос её дрожал и прерывался от волнения.

Алексей не ответил ей, но подумал многое. После завтрака он отправился готовить свою «буханку» к поездке. Он мыл и чинил машину до самого вечера. А в глубине сарая сквозь щель Один смотрел на ставшим для него запретным мир.

На следующий день вольер с Одином был погружен в машину и все трое жителей Таёжного Дома отправились в лес. Они проезжали мимо знакомых Одину мест и мимо неизвестных угодий, мимо низин и скал. Они ехали долго, около часа, потом наконец остановились. Там, где текут две реки, где Эйвана впадает в Нибель, на поляне перед Одином была вновь открыта дверь вольера, на этот раз дверь в свободу.

— Иди, волк, сказал Алексей немного улыбнувшись.

— Я всё-таки любила его, — улыбнулась Анна. в её глазах стояли слёзы.

Один был ошеломлён лишь минуту. Совсем скоро он не оглядываясь бежал в глубь леса. Все мечты встали перед ним, и он снова был в своей стихии. Все прошлые невзгоды были забыты, впрочем, сейчас он не ответил бы и на ласку – теперь он помнил лишь тайгу.

На поляне Алексей говорил вслед исчезнувшему волку:

— Знаешь, я счастлив за тебя, я всегда думал, что ты…вернёшься. Жаль, я не увижу тебя больше, бродяга лесов!

В торжественной и печальной тишине тайги Алексей с Анной вернулись в свой Таёжный Дом. Их друг теперь навсегда покинул их…

СНОВА В ЛЕСАХ

Одина встречали знакомые места. Он бежал по мягкому мху, вдыхая запахи и будоража чувства, успевшие притупиться за месяцы жизни в человеческом жилище. Он так и не оглянулся на Анну и Алексея, его захватила вновь обретённая свобода. Если дом у него и был, то сейчас думы о нём были развеяны лесом.

Один спешил или вдруг останавливался, галопом бежал по чаще или лёгкой рысью летел по прогалинам – он радовался жизни. Через час он прибыл в уютное место под елью и остался там до вечера. Ночью он отправился на охоту. Сил у него поубавилось, поэтому добычу нашёл он не сразу, зато умения его были при нём, и зайцу не удалось убежать от полного жизни и новой радости волка.

Прошёл ещё день, Один набирался сил, и словно бы вспоминал прежнюю жизнь. В весеннем лесу было хорошо. Кое-где ещё лежал снег, кое-где зеленели молодые кусты. Жизнь рождалась, крепла, зацветала. Птицы прилетали с юга сюда, в родные места, на суровый и такой дорогой их сердцу север. Просыпались от зимней спячки звери – медведи, бурундуки, ежи. Белки, оживлённые и радостные, суетились не меньше остальных: они весело стрекотали в ветвях елей и кедров, перепрыгивая с ветки на ветку. Днём летали первые бабочки. Солнце грело этот край и, казалось, что с каждой минутой становится всё теплее. Иногда пробегал озорной ветерок, качая траву, ветви кустарников, играючи шелестя в ветвях елей. Распускались хохлатка, мать-и мачеха, одуванчик. Пробивались из-под земли и росли Калган-трава, чистотел, огоньки. Почва прогревалась невероятно быстро, и эта весна обещала быть долгой и тёплой.

Один путешествовал в одиночестве по высоким скалам и глубоким низинам, он ловко охотился, быстро бегал. Волков он не встречал, да и не хотел встречать их. Он становился свободным одиночкой. Он встречал закаты и восходы спокойно, и даже немного беспечно, отдыхая на скалах. Этот таёжный мир, казалось, не имел времени. Он просто был, здесь и сейчас, всегда наполненный жизнью, всегда прекрасный, и таким он будет всегда – одним и тем же жизненно важным весенним дурманящим настроением, сколько бы дней или лет не отмеряли часы – время не властно, властна лишь весна.

Вдыхая новые запахи и бродя по тайге, Один, дикий пёс, не замечал, что зерно, которое человек положил в его собачью натуру дало всходы. Он не чувствовал никаких изменений, и всё так же, как раньше жил. Но постепенно, новое чувство поселялось в его сердце и разуме, с каждым днём оно крепло и росло, становилось заметнее и понятнее. Оно заставляло выбирать его иные дороги, иные края, оно пыталось направить его к деревням… Это было одиночество.

Когда он родился, рядом с ним была Льена, потеряв Льену он обрёл Джульетту, потеряв её, он старался примкнуть к стае, потом же его нашёл человек. И раньше человек будил только ненависть в Одине, теперь же он преодолел злость, осторожность, он день за днём разбивал лёд на сердце, день за днём заглушал голос волка. Один становился собакой, когда волк замолкал. Но всё-таки он был дикой собакой, способной не покоряться, быть свободной; собакой, которая принимает человека не за приют, да корм, а за тепло и доброту его руки. Один быстро перенимал корни своих одомашненных предков. Нет, охота за крупной и мелкой добычей не заставляла молчать это чувство, и свобода не заглушала, а наоборот – растила его. Он покидал поляны, освящённые закатом ради того, чтобы ощущать страшную и прекрасную жизнь деревень в паре километров от него.

И сейчас его мучило одиночество. Рядом не было ни Льены, ни Джульетты, ни стаи, ни человека, страшного и желанного. Все они канули в прошлое, но оставили след. След, побуждающий действовать в настоящем. И Один искал. Искал, но сам не знал, что. Восточные деревни манили его, но он не решался идти к ним. Ходя в паре километров от них, он искал ответ на свой новый вопрос.

. . .

Через лес и равнину легко бежал волк. Он бежал туда, где он встретил то, что разбудило в его диком сердце тоску. Он бежал, хотя его преследовал страх – он, решившийся встать на новый путь возвращался. Солнце садилось. Он летел в лучах заката быстро и незаметно.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВОЛКА

…Прошло почти четыре недели с тех пор, как Алексей и Анна отпустили волка. Стоял тёплый вечер конца марта, такого марта, когда уже ясно — зима совсем умерла. Они попивали чай на веранде. Последние лучи заката скрывались в сиреневых облаках на горизонте. Тайга погружалась в ночной сон.

— Знаешь, я скучаю без нашего волка, — сказала вдруг Анна, которая отдыхала от домашних дел, сидя на деревянном стуле, — хотя я и боялась его. Где-то он сейчас? — печально прибавила она после минутного размышления. Игривый ветерок теребил её рассыпавшиеся по плечам рыжие кудри.

— Он всегда принадлежал своим лесам и дорогам, мы же для него сделали, что могли, — ответил Алексей, — Я забирал столько жизней своим ружьём и безрассудностью и не задумывался, но в ту ночь я хотел дать ему жизнь, но как?.. Какое счастье, что он выжил…

Оба вздохнули. Ещё свежие воспоминания унесли их, закружили, запестрели в их головах, заставив долго молчать, размышляя о судьбе спасённого волка. Закат пылал, как и их думы.

— Зато он счастлив, да-да, я точно знаю, он…счастлив где-то там… в своих лесах, — мечтательно сказала Анна.

Они помолчали. Ещё пара лучей скрылась за горизонтом. По саду пошли вечерние шорохи. Радио тихо играло печальный романс. «…Не жалею, не зову, не плачу…». Слова отражались от сердец и преломлялись где-то глубоко в душах. «…Я не бу-у-ду больше молодым…» мелодия лилась, открывая потайные двери человеческих душ.

От мысли, что где-то там, в неведомых далях живёт Один, становилось и грустно, и радостно. По сумеречному саду проплывали силуэты сов. В тихом ночном концерте тайги Алексей и Анна сидели ещё полчаса вслушиваясь, вглядываясь. На болоте кричали птицы. Воздух холодал, хотя солнце ещё не совсем скрылось. Деревья стояли, как безмолвные, совершенно замершие тени; заросли хранили молчание, неподвижность и собственные тайны.

— Ты слышал? Там, в кустах, — вдруг воскликнула Анна, привстав со стула. Алексей вскочил следом. Сад весь наполнился шорохами, но спустя четверть часа вновь ничего уже не было слышно: ни шума, ни других ночных звуков. Всё притаилось, замолкло, успокоилось.

Вдруг в кустах что-то зашевелилось, потом ещё раз, и оттуда осторожно, но не так боязливо вышла тень. Один. Он стоял на бетонной дорожке мокрый от росы и дрожащий от робкой надежды. Глубокими карими своими глазами он смотрел в их лица, словно бы спрашивая разрешения снова быть с ними.

— Гляди-ка…бродяга. Бродяга, бродяга! Ты вернулся! — закричал Алексей. Тут Анна тоже подбежала к Одину. Он нерешительно попятился по привычке, заменяющей рычание, и снова посмотрел им в лица.

— Ну теперь-то ты не бросишь нас, в этом я уверен!

— И всё же он волк, — сказала Анна с некоторой дрожью в голосе, — но и мне не хочется больше его терять. Наш волк! Наш красавец!

О, Один был волком и сейчас. Но сейчас этот волк верил, верил и отдавался. Но он был свободен, особенно сегодня, когда познал доброту человека, и потому, вскинув голову, он провыл. Громко лилась песня волка. Песня совершенно иной жизни звучала прямо там, во дворе маленького Таёжного дома. Она поразила всех. Возрождённая мощь жизни, тепла, весны, над смертью, холодом, зимой. Анна и Алексей стояли рядом, слушая песню их друга, плача и смеясь внутри. Почему-то они были по-особенному счастливы. Последний луч солнца исчез за горизонтом. Солнце знало жизнь Одина и, кто знает, может, улыбалось, уходя на покой. Таёжные сосны погрузились в сумрак. А волк и не спешил в лес. О, он позволял гладить себя и смотреть, и смеяться!..

— Так что это, он… приручен и будет жить у нас? – смеясь от радости спросила Анна.

— Нет на свете прирученных волков, есть те, которые разрешили любить их и поверили сами, вот что узнал я за эту зиму. Нет, он не останется, но он будет помнить нас и, кто знает, может и навещать. – ответил ей Алексей, улыбаясь и глядя куда-то в палитру вечерних небес — последний привет закатившегося солнца.

А Один был счастлив. Тепло разливалось по нему, по каждой его шерстинке. Он рычал от счастья, стоя в мокрых от росы кустах. Он хотел доверять. Его настоящую сторону открыло добро. Но любая злоба или хитрость сделали бы его снова непокорным, безжалостным, мстительным. Но эти люди были добры к нему, и не могли принести вреда. Один – наполовину пёс, наполовину волк научился любить их.

Вечер темнел, люди ушли в дом, Один же мирно улёгся под кустами, погружёнными в мглу. Дремота и туман покрыли весь мир, центром которого был Таёжный дом. Только Один не спал. Волчья порода его не нашла призвания в мире, собачья же, спавшая глубоко в нём, проснулась. Но приручить его не смог бы никто. Он был другом, самым верным другом, и требовал одного – такого же доверия. Он лежал тёмной тенью под кустами, двигая ушами в полудремоте.

Волк остался волком, и с наступлением полночи он покинул Таёжный дом, тихо, незаметно. Да, он ушёл, но ушёл для того, чтоб вернуться, как он сделал это сегодня. Не стать покорённым и не стать ожесточённым, – видимо, это написала природа на душе Одина. Луна серебрила траву на поляне, ветер веял свободой и умиротворением. Один помнил руки человека, которые давали ему мясо, гладили его, которые не били и не просили ничего взамен! Он чувствовал их, но в них не было всепоглощающей лжи, предательства, жалящего в самое сердце – не было! Дружба окрепла, сам воздух держал слова человека и вой волка одной нотой – доверием.

Один держал путь на восток.