XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Доктор долго молчал. Наконец он сказал :

— У Вашей жены – последняя стадия туберкулёза. Требуется много денег на лечение. Даже если вы заплатите нужную сумму, мы не гарантируем полное выздоровление. Ей нужен санаторий, – доктор строго посмотрел на Архипа Иваныча Дыбина поверх очков.

— Сколько? – хрипло спросил Архип Иваныч.

Доктор назвал трехзначное число. Архип Иваныч побледнел и закашлялся.

— Помилуйте! Где же мне такие-то деньги взять?

— Что ж, в таком случае – до свиданья.

— До свиданья, благодарствуйте.

Когда сторож вышел из серого, пропахшего болезнями и лекарствами кабинета на улицу, он выбранил сквозь зубы доктора и весь его госпиталь.

Архип Иваныч Дыбин родился и вырос в Петербурге в семье бедного трактирщика. Когда отец умер, Архипу пришлось продать трактир из-за долгов. Вскоре он женился на хорошенькой прачке Настасье Петровне и поступил на работу сторожем в Летний Сад. Они жили скромно, но очень любили друг друга.

Через пять лет счастливой жизни к ним в дом пришла беда. Настасья заболела и слегла. Денег у Дыбиных особенно не водилось: они и так еле-еле сводили концы с концами, а тут ещё и пришлось обратиться в госпиталь. Состояние его жены стремительно ухудшалось, но лечение оказалось слишком дорого. И теперь, бродя по улице, Дыбин думал, как же жить дальше.

Солнце почти не показывалось из-за туч. С Невы дул холодный ветер, раздувая его темные с проседью волосы. Он не был стар, но на его лице уже проглядывали первые морщины. Моросило. Деревья царапали голыми ветвями окна домов, прося, чтобы их пустили погреться в теплые гостинные.

Переходя улицу, Архип Иваныч задумавшись, не увидел мчащегося на него экипажа и не успел отскочить в сторону.

Лошади громко заржали, тройка остановилась. Из коляски выпрыгнул господин лет тридцати, приятной наружности и засыпал сторожа вопросами :

— Вам не больно?

— Коляска вас не задела?

— Кости целы?

Растерявшись от неожиданности, несчастный ничего не отвечал. Тогда молодой человек решительно подал ему руку и произнёс :

— Вы поедете со мной: я должен Вас как следует осмотреть. Я – доктор. Моя фамилия Алексеев.

Спустя полчаса Дыбин сидел в большой тёплой и светлой зале и пил горячий чай. По стенам были развешаны прекрасно написанные картины. У окна уютно расположилась богато украшенная голубой парчой софа. Там же стоял великолепный белый рояль. Бедный сторож был просто потрясён; настолько это было непохоже на его обшарпанную закопченую комнатенку под старой крышей.

Он вздрогнул, когда Алексеев участливо спросил его :

— Я вижу, что Вас что-то гложет. Поведайте мне о Вашей беде, быть может я смогу Вам помочь.

Стесняясь своего потрепанного пальто, и смущаясь непривычной обстановки, несчастный человек горячо поведал доктору свою грустную историю.

— Моя жена очень больна и нам требуются большие деньги на оплату лечения и санатория. Я очень люблю Настасью! Она – единственная моя отрада жизни. После смерти двух наших детей я был близок к тому, чтобы покинуть этот мир, но Настасья, мой свет, остановила меня. А потом Настенька заболела, – он тяжело вздохнул. В уголках его утомленных глаз блеснули слезы.

Доктор стремительно встал и воскликнул.

— Быстрее, пойдемте!

Вдруг в комнату вбежала миловидная белокурая девочка лет одиннадцати-двенадцати в нежно-розовом платье.

— Папенька, Вы снова куда-то уезжаете?

— Да, ma cherе *. Но не волнуйся, я скоро вернусь. И не один, а с гостем. Не шали и слушайся мадам Дефорж.

— Хорошо, папенька, – и она выпорхнула из залы.

— Это моя дочь, Лиза, – объяснил доктор и быстро добавил. — Едемте!

Через некоторое время ( Лиза не отводила тревожного взгляда со стенных часов ) к дому Алексеевых подъехала коляска. Из неё вышли Алексеев, Дыбин и изможденная женщина. Когда-то она была, должно быть, необыкновенно хороша, но сейчас сиянье её глаз померкло и улыбка исчезла с выцветших губ.

— Пожалуйста, лягте на диван. – любезно предложил доктор. – Я Вас сейчас осмотрю и если будет нужно, сделаю кровопускание.

— Ах, доктор, доктор! Мне так страшно! – стонала Дыбина, цепляясь за платье Алексеева – Так страшно!

— Ну-ну, не беспокойтесь. Это вовсе не опасно. Вам сразу же станет легче, – успокаивал доктор женщину.

— Папенька, папенька! Я знаю, что сделать, чтобы г-же Дыбиной стало лучше, – воскликнула Лизонька. – Дозвольте я сыграю Моцарта, пока Вы будете делать кровопускание, – и девочка просительно сложила руки.

— Что ж, больной это не повредит и мне не помешает, – хмыкнул доктор задумчиво. – Вы любите Моцарта?

— Я никогда не слышала его музыки, – густо краснея, прошептала г-жа Дыбина.

— Коли так, то играй, мой свет, – разрешил доктор дочери.

Девочка с серьёзным видом села за рояль. Тоненькие пальчики легко побежали по клавишам. Когда первые звуки полились в комнату, Настасье Петровне показалось, что она попала в рай. Ей виделся целый хор белокурых ангелов, которые пели невероятно нежно. Она не боялась боли, крови. Не чувствовала даже, как доктор перевязывал ей руку. Она жила той музыкой до последнего аккорда, до последнего звука.

И лишь когда последняя нота растворилась в тишине, она очнулась. Её муж с поклоном принимал от доктора какой-то толстый коричневый конверт. Она приподнялась с софы и порывисто обняла Лизу.

— Ах, дитя моё! Я словно в раю побывала!

— Г-жа Дыбина, скажите, а Вы видели ангелов? Я всегда представляю их себе, когда играю, – сказала Лизонька.

— Да, да! – воскликнула потрясенная женщина.

— Mademoiselle Алексеева! Вам уже давно пора заниматься французским!

— О, меня зовёт мадам. До свиданья, господа! – она с улыбкой присела в реверансе и выбежала из залы на зов гувернантки.

Когда сторож распечатал конверт, данный ему доктором, он увидал несколько крупных кредитных билетов. Сердце его сжалось от благодарности к незнакомому благодетелю.

Поздним вечером Алексеев сидел за столом и смотрел в окно на ноябрьский дождь. Внезапно дверь в его кабинет резко распахнулась, и в комнату впорхнула Лиза.

— Папенька, папенька! Меня всё мучает вопрос: а отчего Вы решили помочь г-ну Дыбину?

— Понимаешь, Лизок, — начал он, усаживая дочь к себе на колени, – меня поразила преданность, нежная любовь и забота его к своей супруге. Точно так же я заботился о твоей матери когда-то. И когда моя Мари носила тебя под сердцем, она играла ту самую сонату, которую ты исполнила сегодня. И также по щекам у неё текли слёзы от этой прекрасной музыки.

Он глубоко вздохнул, в его глазах промелькнула тень страдания.

— У Дыбиных умерли дети, и поэтому они стали очень привязаны друг к другу. Настасья Петровна всегда поддерживала своего мужа в трудных ситуациях. Я не смог оставаться равнодушным, так как мне это напомнило мои чувства к твоей матери. Горечь от ее утраты до сих пор в моем сердце.

— Лизок, Лизонька? – спросил он, но девочка уже спала, положив свою кудрявую головку на плечо отца.

Алексеев сидел не шевелясь, и прислушивался к шуму дождя за окном, к сонному дыханию спящей дочки. Он думал о том, что если лекарство от всех болезней эта хрупкая белокурая девочка, которая играет бессмертную музыку на белоснежном рояле, то для этого мира ещё не всё потеряно. Не потеряно то прекрасное и чудесное, что создал для нас наш Господь Бог!

*ma chere – (франц.) – моя дорогая.

КОНЕЦ