XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Мир так холоден. Я потеряна в нём, как одинокий цветок в степи. Нет, гораздо хуже – я брошена. Это ощущение пришло ко мне ещё в 5 лет. Родители всегда были заняты. Мои попытки обратить на себя внимание неизменно терпели крах. Меня не били и почти не ругали в детстве. Просто не замечали. Казалось, что я в чём-то провинилась ещё до рождения. Бабушка только однажды зло сказала: «Не нашего ты гнезда яйцо». С тех пор я часто представляла себя гадким лебедёнком из сказки Андерсена. Мне даже приснилось один раз, как я лечу над синим простором со стаей прекрасных лебедей. Но это всего лишь сон. В реальности же я мечтала, стыдно признаться, встретить человека, который бы смотрел мне в глаза, когда разговаривал со мной. И ему было бы интересно знать, о чём я думаю, чего хочу, как прошёл мой день. Может быть, он даже взял бы мои холодные ладошки в свои руки или обнял за плечи. Увы, такая простая мечта со временем становилась всё несбыточнее.
Отец умер, когда мне было 11. Маме стало безразлично всё, что происходит вокруг. Бабушка обращала на меня внимание, когда ей хотелось выплеснуть на кого-то своё раздражение. Я защищалась от её нападок, надевая наушники, словно уходя в другой мир. Даже не заметила, как реальный мир стал занимать в моей жизни гораздо меньше места, чем тот, в наушниках. Там у меня даже стало получаться летать с белоснежными лебедями так высоко, что теплело на душе. Я включала музыку, закрывала глаза и представляла себя птицей. Звуки поднимали меня в синий простор. Там в лицо мне дул свежий ветер, а внизу шумели зелёным простором дубравы, темнели прямоугольники полей и вились голубые змейки рек. Музыка давала мне иногда больше, чем сказку. В эти мгновения наушники дарили мне себя. Но чаще я надевала их просто для того, чтобы заглушить неприятные звуки и голоса реального мира. Я забывала обо всём. Это было моим спасением, чтобы не отчаяться, не сойти с ума, не упасть в омут соблазнов.
Подростки любят общение, но только не я. Мне совсем не хотелось быть в какой-нибудь компании. Было не просто скучно с подругами, а даже как-то муторно. Словно все эти разговоры ни о чём переполняли слух, прилипали к коже, засасывали в серую жижу. Мне казалось, что все эти компании вламываются в моё уютное пространство, крадут у меня возможность блаженных полётов в бесконечном небе. Близких друзей у меня тоже не было. Это даже хорошо. Нет друзей — нет проблем. Моя нервная система научилась себя уравновешивать без всякой поддержки извне. Я проводила вечера в своей комнате, слушая музыку или аудиокниги. Надо ли говорить, что и посещение школы было для меня мучением.
Первого сентября я шла на линейку с какой-то обреченностью. Хорошо, если шёл дождь. Тогда все выстраивались вдоль школьного коридора, а я говорила, что не переношу духоты, показывалась на глаза нашей классной и уходила стоять под зонтиком возле школы. Никто не мешал мне слушать шум дождя, смотреть в белёсое небо и представлять, что душа находится где-то там, в другой галактике, а меня просто запихнули не в своё тело. Осенние дожди совсем не наводили на меня хандру. Бродить под зонтом по парку с наушниками в ушах даже прикольно. Только скамейки все мокрые, некуда присесть, если устанешь. А вот зимой становилось тоскливо и холодно.
В 10 классе я стала подрабатывать после уроков. Допоздна мыла посуду в кафешке рядом с домом. Уставала так, что еле добиралась до своей комнаты и засыпала в наушниках. Личные деньги позволяли мне реже пересекаться с мамой и бабушкой. Но праздники приходилось проводить за одним столом. Особенно в Новый год они дружно вспоминали, что мы — родня, звали в гости одинокую тётю Валю и ещё какого-то маминого друга юности Мишу. Комната наполнялась чужими запахами и бесконечными воспоминаниями. Я одна сидела за этим столом чужой, молчаливой и бесконечно одинокой. Сразу после боя курантов я срывалась во двор, якобы к подружкам. В нынешний праздник повезло больше. Меня попросили в кафешке остаться в ночную смену на самый Новый год. Не хватало работника на кухне, а намечался крутой банкет. Я надела наушники и резала овощи и зелень, тазик за тазиком, а в первом часу бросила нож, нашла свою куртку и незаметно улизнула. Я решила, что на сегодня с меня хватит. Мне вдруг стало безумно одиноко, потому что не получалось чувствовать себя птицей, нарезая салаты. И вообще в последнее время полёты почему-то не стали случаться. Зимой слишком много холода.
Я шла навстречу ветру и вспоминала о своём случайном столкновении с прохожим где-то за неделю до новогодних праздников. В нашем дворе я налетела на парня. Он куда-то очень спешил с букетом кремовых роз. Нежные красавицы в нарядной обёртке оказались прямо у моего лица. Я даже почувствовала их тонкий, едва уловимый аромат. Молодой человек лишь рассеянно улыбнулся, извинился и помчался дальше. Его тёмное пальто было распахнуто. Он не замечал ничего, лишь блаженно улыбался, прижимая букет к себе. Я развернулась, долго смотрела ему в след и вдруг по моему лицу потекли слёзы. Я завидовала той, кому несли это чудо. Чужие розы всё ещё стояли перед глазами, пленительный запах нежнейших лепестков жил в моей памяти. Потом я поняла, что именно эта встреча с незнакомцем неожиданным образом оборвала мои полёты. Наушники с этого момента просто заслоняли меня от суеты мира.
Не знаю, как я прожила эту неделю. Навалилось ощущение нескончаемой безнадежности. Дни уходили словно вода в песок. И вот сегодня, когда я сбежала из кафе, город гремел салютами. Все радовались наступлению Нового года, а я впервые смотрела в небо с отчаянием. Такой несчастной я не была ещё никогда. Вдруг я закричала куда-то вверх, едва слыша свой голос из-за треска фейерверков: «Не оставляй меня, Вселенная! Я твой лебедёнок! Возьми мою жизнь, она твоя. У меня никого больше нет…». Я почти упала на ступеньки возле чужого подъезда, потому что силы покинули меня.
Не знаю, сколько продолжалось это забытьё. Кто-то тронул меня за плечо: «Эй, ты что? Перебрала?» Тёмные глаза незнакомца смотрели на меня участливо. Он помог мне подняться. Впервые мне кто-то смотрел в глаза и проявлял интерес. А я не могла даже поблагодарить. Стояла в оцепенении, словно только что чудом выбралась из птичьего двора. «Ну, хоть покажи пальцем — куда тебя проводить», — улыбнулся он. Я махнула рукой в сторону дома, и мы молча пошли. Парень был с тросточкой и сильно хромал. Мне нравилось молчать с ним и тихонько брести. Я то и дело поворачивала голову в его сторону, боясь, что незнакомец исчезнет. Но он никуда не спешил, был удивительно спокоен и каждый раз отвечал на мой взгляд подбадривающей улыбкой. У него здорово получалось ни о чём не спрашивать, но присутствовать в каждом шаге, движении, мгновении.
Наверное, мой нечаянный спаситель счёл меня чокнутой или немой. Ведь я так и не сказала ни слова. Просто скрылась в подъезде, когда мы дошли. Через минуту я уже смотрела во двор из окна своей комнаты. Парень сидел на детской площадке. Он смотрел куда-то вверх. Может ждал, какое окно зажжётся. Но мне был не нужен свет. Я боялась спугнуть то сияние внутри, что тихо переливалось туманной радугой.
Мой новогодний спутник, сидящий на заснеженной карусели, вдруг сделал до боли знакомые движение. Он распутал наушники, привычно сунул в уши. Мне даже показалось, что я рассмотрела его отрешенное лицо с едва заметной улыбкой на губах. Почему? Почему он никуда не ушёл? А сидел в этой заснеженной ночи такой одинокий. Мне отчаянно захотелось узнать, что он слушает. Ноги сами направились к двери. И с каждым шагом сердце взлетало до небес и обратно.
