XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Детская дружба

 

                                                     

 

 

                                                        Детская дружба.

Проза на русском языке.

15 лет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сумерки стали сгущаться, время  подходило уже к девяти, когда, сидя в тёплой уютной комнатке, озарявшейся свечою, мы вспоминали былую молодость, утерянное навеки прошлое. Дни нашей бурной молодости вспыхивали в памяти всё чаще и чаще, и, пожалуй, нам не хватило бы и одного вечера, дабы рассказать всё поподробнее. Уж столько многого  приключилось в нашей жизни.

— А ведь я её любил — вздохнул Пётр Васильевич — Но так и не дождался от неё заветных слов, тех прекрасных, долгожданных признаний в любви.

Было нас трое: Пётр Васильевич, как  я называл уже прежде, Фёдор Игнатьевич, великий труженик и я, Аркадий Михайлович, добрый старичок лет пятидесяти трёх. Мы сидели за небольшим круглым столиком, попивая вкусный чай из фарфоровых чашечек моего драгоценного сервиса, подаренного когда-то очень близким другом, царство ему Небесное. Фёдор Игнатьевич был самым старшим в нашей компании, недавно ему стукнуло шестьдесят пять. Всю свою жизнь Фёдор Игнатьевич посвятил детям, был учителям начальных классов в сельской школе. Хотя, казалось бы, что интересного может быть  в подобной профессии, но Фёдор любил её искренне. И детей любил. Любил всех, и проказников — сорванцов, и усердных ребятишек. А сейчас  после стольких лет работы он спокойно проводит  дни своей счастливой старости в одиночестве, лишь изредка к нему наведываются дети с внуками, чаще в своём доме он видит бывших учеников. А зайдёшь к нему бывало лишь на минутку, увидишь, как несколько его учеников сидят возле тёплого камина и слушают его рассказы, так и остаёшься там до самого вечера, совершенно позабыв о своих заботах, полностью увлёкшись дивными рассказами старого учителя. Оставляешь этот холодный мир, в котором  нет места доброте и чести,  и мысленно переносишься в спокойное прошлое, овеянное искренней любовью, благородством.

Вот начинает он  рассказ, и картины сами всплывают перед глазами, как кадры из кино. Видишь весёлое беззаботное детство  или прекрасную, с годами утраченную  молодость. Представляешь самого рассказчика в расцвете сил и как он ухаживал за своей первой любовью. Видишь радостных ребятишек, с сияющими лицами, играющих в прятки или салки. Усмехаешься их ловкости и проворности. С любовью в глазах наблюдаешь за этой картиной, и сердце бешено колотится груди, словно всё происходит наяву, а не в мыслях. «Эх»- вздохнешь, бывало, и боль прокрадывается в душу, когда осознаёшь, что эти бесценные года остались в прошлом. Немало историй при себе имеет Фёдор Игнатьевич, но, пожалуй, есть одна, которая  больше всех меня поразила. История эта о настоящей преданной дружбе.

В тот вечер, когда впервые эта история долетела до моих ушей, как я и писал выше, мы сидели поздним вечером  и наслаждались  тёплой атмосферой, внимая рассказам каждого. Уж до того было приятно посидеть в обществе друг друга, что мысль о том, как бы  быстрее  закончить наш разговор не напрашивалась. Ни у кого из нас и желания как такового не было. Никто не хотел прерывать эту идиллию. К тому времени, когда подходила очередь рассказывать Фёдора Игнатьевича,  я заканчивал свою историю про то, как я один раз чуть  не погиб, упав с лошади, и про свои дни на службе. Истории оказались неинтересными или просто я не владею красноречивостью, в любом случае я старался как можно быстрее приблизиться к концу. И вот дошёл черёд  до Фёдора Игнатьевича. Он приподнялся со стула, взял с полки  миску с печеньем, налил всем горячего чаю и, сел обратно, грустно поникнув головою.

-Моя история весьма печальна,- произнёс  тихим  голосом старик.  – Но я  всё же расскажу. Прокашлявшись, он начал.

-Произошло это событие очень давно, однако помню я его как сейчас. Было мне на тот момент лет двенадцать. Предпочитал я в то время городскую жизнь, лишь изредка заглядывал в гости к родственникам, жившим  в  небольшой деревеньке.          И всё же не смотря на неоднократный отказ от приглашения родных погостить у них, я  с сердитым выражением лица прибыл туда. Поначалу долго злился и обижался на своих родителей за то, что отправили к родственникам, подобно  маленькому ребёнку, которому не досталась ему так приглянувшаяся игрушка, но со временем обида прошла, распахнув  дверь новым ощущениям. Как только переступил через порог  дома тёти, так и не заметил, что меня ведут в сарай на помощь дедушке. Не взирая на свой возраст, был я ещё непокладистым, непослушным парнем, в особенности брезгливым, ну в точности маленький избалованный  ребёнок. Ох, и как же я не любил  выполнять по дому какую-либо работу, заниматься хозяйственными делами. Да и от деревенской молодёжи  держался на расстоянии. Так в гордом одиночестве я коротал свои первые дни, пока не случись со мной  вот что.

 Как-то раз тётушка Аня, наблюдая за мной со стороны, как я маюсь от скуки, предложила  прогуляться по деревне, встретить местных жителей и познакомиться  с ними хотя бы ради приличия. Возражать я не стал, потому что это бесполезный, напрасный труд. Вышел я во двор, потрепал за ушком  старого рыжего пса, спрятавшегося от надоедливых солнечных лучей под кустами белой сирени и, посвистывая,  отправился на прогулку по окрестностям деревни. Проходя мимо деревянных, украшенных резьбой домов, мимо людей, трудящихся на огородах, мимо прелестных девушек, улыбающихся  мне, я, совсем не подозревая никакой опасности и совершенно позабыв о наставлениях тётушки, отправился по узкой тропинке, уходящей за пределы деревеньки. В те годы я был довольно-таки смелым парнем, но бестолковым и страшно каким любопытным. Как и в каждой деревне, здесь существовали свои поверья. Ходили разные слухи о волшебных созданиях, проживающих неподалёку  от  сельских жителей. Были и свидетели этих странных явлений, рассказавшие во всеуслышание о своих видениях. А, как правило, каждый рассказывал на свой лад. Но будучи несуеверным  мальчишкой,  я отправился к тому злосчастному озеру, у берегов которого люди не раз замечали подобные явления.

К  этому времени, день  клонился  к закату. Лучи солнца, обдавая теплом, стали постепенно угасать. Лёгкие порывы ветра создавали рябь на водной глади.  Деревья тихо шептались, а  некогда голубой небосвод стал терять прежние краски, сменяясь пунцовыми, лиловыми цветами. Я взглянул вдаль. За тем озером  тянулся чёрною полоской  лес.  Небольшой холмик, деревья, озеро — всё  переливалось розовыми, красновато-желтоватыми  оттенками. За спиной раздалась чудная соловьиная трель, и эхом она отдавалась в дальние уголки леса. Казалось, именно в эти минуты природа раскрыла свою истинную красоту, показывая прекрасные  картины  живого леса.

В тот момент  я стоял  на берегу озера, ощущая  тёплый прилив к ногам,  и  наблюдал за закатом, любуясь  живописной картиной.  Вода, прогретая дневными лучами солнца, была тёплой, и я непременно захотел в ней искупаться. Сняв с себя одежду, я заходил в воду, с каждым шагом всё глубже и глубже, проверяя дно озера.  Когда я почти уже не доставал носочками до дна и убедился  в том, что никакая опасность мне не грозит, я стал плавать, нырять, проплывать расстояния — в целом купаться в своё удовольствие. Вдоволь порезвившись, я направился к берегу, как вдруг что-то дёрнуло меня за правую ногу. А после за левую. Испугавшись  непонятной мне силы, я начал плыть к берегу, усердно работая руками. В голове перебирал всевозможные варианты, но кроме тётушкиных рассказов о зловещих духах этого озера ничего не смог придумать разумного. Вот виднеется уже рыжеватая полоска берега. Я, не сбавляя скорости, « на всех парусах» мчался вперёд, но к превеликому несчастью края шортов зацепились за корягу, и как я не старался выбраться из водной пучины проклятого озера,  все попытки мои были пустыми. Я хотел позвать на помощь, но умолк на полуслове, вовремя опомнившись, что на озере я один. Как же я тогда перепугался. Молил Бога, замаливал грехи, просил прощения за проступки, надеясь на Божью благосклонность, но тщетно. Резкая боль в ногах заставила меня прийти в чувство. Вскоре я понял, что у меня начались судороги. Я не мог шевелить ногами, а после и онемели руки. Захлёбываясь от воды, я ясно осознавал, что тону. Когда смерть так рядом проходила со мною, когда конец  был так близок, когда читал я молитвы для своего сомнительного спасения, чьи-то сильные руки обхватили  моё туловище и понесли к берегу.

Очнулся я уже лёжа на мокром песке. Приподнявшись на локтях, я оглянулся и увидел смуглого мальчика примерно одного и того же возраста со мной и  стоящего поодаль от меня.

— Что, пришёл в себя, кучерявый?- спросил он добро,  по-деревенски, с   небольшой насмешливостью в голосе.

— А что  случилось со мной?

— К тому моменту, как я сюда пришёл, ты тонул недалёко от берега — он указал рукой на место минуемой  мною гибели — но, а я тебя спас. Он сказал это просто, без какой-либо гордости, словно это не первый его подвиг.

Я встал на ноги растерянный, всё ещё не понимавший всей сути произошедшего. До этого дня я всегда считал себя  сильным мальчишкою, способным справиться с любой трудностью, но несколько минут назад я не оправдал этого. А чего я испугался? Я смутно помнил. Лишь помнил, как от кого-то быстро уплывал.                                                             

Я подошёл к своему спасителю, и, пожав ему руку, сердечно поблагодарил его.

-Миша — сказал он застенчиво.

-Федя — ответил я.

И с этого дня у нас завязалась крепкая дружба.

По приходу домой, а было достаточно темно, я зашёл в сени, и из гостиной услышал тётушкины рыдания.

-Тётушка ну не плачьте — подбежав к ней, я крепко её обнял — Со мной всё в порядке. Разглядев меня сквозь слёзы и окончательно поверив, что это я, она сильно прижала меня к себе, несколько раз поцеловав в щёчку.  После  этих ласковых минут встречи  наступило время  серьёзного разговора над моим поведением.  Тётя целый вечер причитала меня. Ругала за непослушность, за то, что ушёл к озеру, за то, что купался в нём. И, в конце концов, за то, что чуть не утонул. Слушал я ее, конечно же, внимательно. От её слов чувство вины и стыда тяжестью повисли на сердце, как одежда на вешалке. После признался во всех своих ошибках, совершённых этим днём  и почувствовал  небывалую лёгкость в душе. Лишь ночью, перед тем, как уснуть, обдумывая  сегодняшние события, я понял, насколько низко висел на волоске от смерти, и всё удивлялся тому, как этот хрупкий волосок смог выдержать меня от падения в бездну.

— Конечно же, после того случая, мы с Мишей хорошо стали общаться — продолжал Фёдор Игнатьевич — но всё же перейдём к истории. Мы с Петром Васильевичем дружно закивали головой и приготовились услышать от рассказчика продолжение.

— Как только лучи утреннего солнца стали проникать в самые потаённые  уголки моей комнатушки, а после добрались и до моего лица, я проснулся. Спалось ночью сладко. Из открытого  окошка так и веяло свежестью, видимо из-за дождя, прошедшего этой ночью.

Спустившись на кухню к вкусному ожидающему меня завтраку, я застал некоторых своих двоюродных братьев и сестёр, спешащих на  работу в поле. Выпив всё до последней капельки стакан молока, которое им приносила любимая корова Дашка, и, съев ржаные лепёшки, я отправился вслед за роднёй. Весь день мы были  на поле, косили сено, заготавливая на зиму. Ребятишки, что младше меня, весело провели это время, играя  друг  с другом. Незаметно для всех прокрался вечер. Собрав орудия труда, мы возвращались домой, усталые, но довольные,  радуясь окончанию пыльной  работёнки.  Возвращались дружною толпою, то и дело, разговаривая, смеясь. Впереди шли дети, позади, обсуждая итог сегодняшнего дня — взрослые. Я шёл рядом с Мишей. Мы в дороге  хохотали  над разными шутками, рассказывали друг другу забавные истории. Вот, помню, я как-то проболтался о том загадочном случае  на озере. На что он рассказал мне одну легенду про водяных духов и нечисти, обитающей в озёрах. От услышанного по телу стали бегать мурашки. Ну и где ж твоя хваленая смелость?- Спросил я себя в тот момент.  Да она давно уже, подобрав подолы платья из павлиньих перьев, убежала прочь — Ответил мне  внутренний голос. Так за интересной беседой мы дошли до дома, напоследок пообещав  друг  другу, что следующий день проведём вместе. Я, наверное, не сказал, вам, дорогие, что в свои подростковые годы  у меня совершенно не было друзей. Я был вроде одинокой белоствольной берёзы, что одна стоит  в тихом поле, доживая свой век. Но об этом я не люблю говорить, так, что перейдём далее.

Весь следующий день мы, как маленькие дети, резвились, придумывая на ходу разные игры. Гоняли в футбол, шутили и делали всё, чтобы день оказался весёлым. Наши старания дали свои плоды. К концу дня мы, уставшие и проголодавшиеся, пулей залетели к моей тётушке, чтобы  плотно поужинать. Уж настолько были голодными, что  с Мишкой на пару съели по тарелке супа и картофеля жареного со сметанкой. – Ой, как же вкусно, Анна Андреевна- с набитым ртом сказал довольный Мишка. После, попрощавшись, улеглись спать. День прошёл на славу.

Так шли летние дни, а за ними месяцы. За это время мы  с Мишкой, или как его я называл по-другому Михачем,  успели связать себя крепкими узами дружбы. Мы помогали друг другу в хозяйстве, на огороде. Вместе ходили в лес за ягодами, а потом и за грибами, не смотря на неединственные предупреждения со стороны и его бабушки, и моей тётушки. Здорово проводили время. Что мне нравилось в этом мальчишке, так это то, что в нём, казалось, жизнь переливается через  край. Он был полон  неуёмной энергией, жизнелюбием. Его добрые глаза сияли под лучами солнца, блестели искорками огня. Да и сам он был похож на солнышко. Такое тёплое, такое близкое, такое любимое. Настоящий, верный, преданный друг. И пусть он был  слегка неграмотным человеком. Разговаривал просто, по-деревенски, впрочем, как и все. Пусть многое не знал, многого не видывал, зато он всегда оставался таким, какой он есть  на самом деле, не примеряя на себя другие роли, и за это я его любил и уважал. Знаете, он был хорошим человеком. Таких, как он — один на миллион!

Но вот наступило время прощания. Перед тем, как  вернуться к себе в город, я в последний раз обнялся с тётушкою и пообещал, что на следующий год непременно их навещу. В последний раз я похлопал по плечу своего верного товарища. А он, в свою очередь, в последний раз пожелал мне удачи и подарил глиняную статуэтку, сделанную им самим. Тогда я вовсе не понимал, что этот последний раз действительно окажется последним.

Фёдор Игнатьевич тяжко вздохнул. Отвернувшись от наших задумчивых лиц, он кинул свой взор на ночной небосвод, усыпанный мириадами крошечных, похожих на маленьких светлячков звёзд. По его морщинистой щеке пробежалась слеза. Слеза скорби, слеза душевной боли, слеза потерянной радости.  Фёдор Игнатьевич  выглядел таким беспомощным в эти минуты, таким слабым, уставшим. Уставшим  от непосильного груза, тянувшийся за спиной. Мне стало жалко его в тот момент, и моё желание узнать продолжение истории сочли бы грехом, поэтому я не решался расспросить его. Однако ж страстное любопытство разгоралось внутри, и вскоре оно одержало верх.

— Фёдор Игнатьевич, что же случилось потом?- спросил я.

Он утёр свои влажные глаза и обратился к нам, посмотрев  то на меня, то на Петра. Всё, что выражал его взгляд, так это только пустоту, холодное равнодушие.

— Когда наступили первые  дни лета — вновь заговорил Фёдор Игнатьевич — я радостный, в предвкушении  долгожданной поездки в деревню, возвращался домой, мечтая о скорой встрече с любимым другом. Весь учебный год мы посылали друг,  другу письма, рассказывая в них обо всех своих приключениях, случаях. Но писали мы редко из-за большой удалённости города и  деревни, где-то раз в два месяца. В тот самый день, когда я должен был вновь получить письмо от Мишки, как я уже рассказывал, я в хорошем  настроении возвращался домой. Из-за сломанного лифта, прошагав по лестнице семь этажей, пришёл я весь запыхавшийся, еле-еле ноги волоча. Как узнал, что мне прислали письмо, так, обрадованный, я мигом открыл конверт, даже не посмотрев на отправителя. Раскрыв письмо, я не узнал почерка Мишки. Вот тут-то меня и охватила тревога. Дрожащими руками отдал письмо родителям в надежде, что они прочтут за меня. Как оказалось позже, письмо нам отправила моя тётушка Аня. Тревога сильнее вдавливалась в грудь. Уж что-то мне подсказывало, что это письмо несёт в себе плохие известия. И я  не прогадал.  Тётушка писала о Мишке, о моём лучшем друге. Мишка, Мишка умер.

Наступило гробовое молчание. Слёзы начали душить меня, и мне казалось, что пару мгновений и я дам волю эмоциям, расплачусь как маленькое дитя. Хотя я не сомневался, что конец будет весьма печальным, и всё же услышав, не мог спокойно отреагировать. Фёдор Игнатьевич  в свою очередь достал из старого комода какой-то пожелтевший свёрток бумаги.

-Держите — взглянув на меня мокрыми глазами, он подал мне.- Я храню это пятьдесят три года. Это то самое письмо от тётушки Ани. Прошу вас, прочтите его.

Взволнованно раскрыв бумагу, я стал читать про себя. С каждой строчкой на глаза набегали слёзы, и как я не пытался подавить в себе чувства, мне с большим  трудом удалось это сделать. В том письме было написано следующее:

« Дорогой наш Феденька.

Не знаю, как тебе написать всё это, но всё же попытаюсь. Знаем мы про твою крепкую дружбу с Мишенькой, и хочу сказать, что  такого друга, как наш замечательный Мишенька тебе не найти. Доброжелательный, отзывчивый, весёлый — и это не все его качества. Очень надеюсь, что ты не жалеешь о своём выборе, ибо жалеть теперь придётся об утрате. Да, да, Феденька. Наше всеми горячо любимое дитятко Мишенька вчера утонул на том самом озере, где чуть не погиб ты. Вся деревня искал его, теперь вся деревня плачет.  

Слёзы застилают мне глаза. А бабушка его Анюта  и вовсе ума лишилась. Всё ждёт Мишеньку  своего. Каждый час выходит и высматривает его, зовёт  домой. Ах, Феденька! Как тяжело нам всем, как больно. Знаю, что и тебе, мой дорогой, больно. Но ты крепись Феденька, крепись. Вот только никто понять не может, на кой ляг отправился он на это чёртово озеро? Богу одному известно. Держись Феденька, и  выполни одну просьбу. Приезжай на похороны Мишки, да после положи одну красную гвоздику ему на могилку и произнеси: «Пусть земля тебе будет пухом». Прощай, встретимся вскоре.

 

                                                                                      Родной мой, Феденька.

                                                                                 Сердечно любим, вместе скорбим».

 

Лишь одного никак не пойму. Прожив больше половины жизни, встретив новых людей, новых друзей, испытав ни мало радостей и горя, Фёдор Игнатьевич и по сей день хранит воспоминания о своём лучшем друге, который уже давно зарыт на деревенском кладбище и многими забыт. Так, может быть, настоящая дружба всё же существует?

 

                                                     

 

 

                                                        Детская дружба.

Проза на русском языке.

15 лет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сумерки стали сгущаться, время  подходило уже к девяти, когда, сидя в тёплой уютной комнатке, озарявшейся свечою, мы вспоминали былую молодость, утерянное навеки прошлое. Дни нашей бурной молодости вспыхивали в памяти всё чаще и чаще, и, пожалуй, нам не хватило бы и одного вечера, дабы рассказать всё поподробнее. Уж столько многого  приключилось в нашей жизни.

— А ведь я её любил — вздохнул Пётр Васильевич — Но так и не дождался от неё заветных слов, тех прекрасных, долгожданных признаний в любви.

Было нас трое: Пётр Васильевич, как  я называл уже прежде, Фёдор Игнатьевич, великий труженик и я, Аркадий Михайлович, добрый старичок лет пятидесяти трёх. Мы сидели за небольшим круглым столиком, попивая вкусный чай из фарфоровых чашечек моего драгоценного сервиса, подаренного когда-то очень близким другом, царство ему Небесное. Фёдор Игнатьевич был самым старшим в нашей компании, недавно ему стукнуло шестьдесят пять. Всю свою жизнь Фёдор Игнатьевич посвятил детям, был учителям начальных классов в сельской школе. Хотя, казалось бы, что интересного может быть  в подобной профессии, но Фёдор любил её искренне. И детей любил. Любил всех, и проказников — сорванцов, и усердных ребятишек. А сейчас  после стольких лет работы он спокойно проводит  дни своей счастливой старости в одиночестве, лишь изредка к нему наведываются дети с внуками, чаще в своём доме он видит бывших учеников. А зайдёшь к нему бывало лишь на минутку, увидишь, как несколько его учеников сидят возле тёплого камина и слушают его рассказы, так и остаёшься там до самого вечера, совершенно позабыв о своих заботах, полностью увлёкшись дивными рассказами старого учителя. Оставляешь этот холодный мир, в котором  нет места доброте и чести,  и мысленно переносишься в спокойное прошлое, овеянное искренней любовью, благородством.

Вот начинает он  рассказ, и картины сами всплывают перед глазами, как кадры из кино. Видишь весёлое беззаботное детство  или прекрасную, с годами утраченную  молодость. Представляешь самого рассказчика в расцвете сил и как он ухаживал за своей первой любовью. Видишь радостных ребятишек, с сияющими лицами, играющих в прятки или салки. Усмехаешься их ловкости и проворности. С любовью в глазах наблюдаешь за этой картиной, и сердце бешено колотится груди, словно всё происходит наяву, а не в мыслях. «Эх»- вздохнешь, бывало, и боль прокрадывается в душу, когда осознаёшь, что эти бесценные года остались в прошлом. Немало историй при себе имеет Фёдор Игнатьевич, но, пожалуй, есть одна, которая  больше всех меня поразила. История эта о настоящей преданной дружбе.

В тот вечер, когда впервые эта история долетела до моих ушей, как я и писал выше, мы сидели поздним вечером  и наслаждались  тёплой атмосферой, внимая рассказам каждого. Уж до того было приятно посидеть в обществе друг друга, что мысль о том, как бы  быстрее  закончить наш разговор не напрашивалась. Ни у кого из нас и желания как такового не было. Никто не хотел прерывать эту идиллию. К тому времени, когда подходила очередь рассказывать Фёдора Игнатьевича,  я заканчивал свою историю про то, как я один раз чуть  не погиб, упав с лошади, и про свои дни на службе. Истории оказались неинтересными или просто я не владею красноречивостью, в любом случае я старался как можно быстрее приблизиться к концу. И вот дошёл черёд  до Фёдора Игнатьевича. Он приподнялся со стула, взял с полки  миску с печеньем, налил всем горячего чаю и, сел обратно, грустно поникнув головою.

-Моя история весьма печальна,- произнёс  тихим  голосом старик.  – Но я  всё же расскажу. Прокашлявшись, он начал.

-Произошло это событие очень давно, однако помню я его как сейчас. Было мне на тот момент лет двенадцать. Предпочитал я в то время городскую жизнь, лишь изредка заглядывал в гости к родственникам, жившим  в  небольшой деревеньке.          И всё же не смотря на неоднократный отказ от приглашения родных погостить у них, я  с сердитым выражением лица прибыл туда. Поначалу долго злился и обижался на своих родителей за то, что отправили к родственникам, подобно  маленькому ребёнку, которому не досталась ему так приглянувшаяся игрушка, но со временем обида прошла, распахнув  дверь новым ощущениям. Как только переступил через порог  дома тёти, так и не заметил, что меня ведут в сарай на помощь дедушке. Не взирая на свой возраст, был я ещё непокладистым, непослушным парнем, в особенности брезгливым, ну в точности маленький избалованный  ребёнок. Ох, и как же я не любил  выполнять по дому какую-либо работу, заниматься хозяйственными делами. Да и от деревенской молодёжи  держался на расстоянии. Так в гордом одиночестве я коротал свои первые дни, пока не случись со мной  вот что.

 Как-то раз тётушка Аня, наблюдая за мной со стороны, как я маюсь от скуки, предложила  прогуляться по деревне, встретить местных жителей и познакомиться  с ними хотя бы ради приличия. Возражать я не стал, потому что это бесполезный, напрасный труд. Вышел я во двор, потрепал за ушком  старого рыжего пса, спрятавшегося от надоедливых солнечных лучей под кустами белой сирени и, посвистывая,  отправился на прогулку по окрестностям деревни. Проходя мимо деревянных, украшенных резьбой домов, мимо людей, трудящихся на огородах, мимо прелестных девушек, улыбающихся  мне, я, совсем не подозревая никакой опасности и совершенно позабыв о наставлениях тётушки, отправился по узкой тропинке, уходящей за пределы деревеньки. В те годы я был довольно-таки смелым парнем, но бестолковым и страшно каким любопытным. Как и в каждой деревне, здесь существовали свои поверья. Ходили разные слухи о волшебных созданиях, проживающих неподалёку  от  сельских жителей. Были и свидетели этих странных явлений, рассказавшие во всеуслышание о своих видениях. А, как правило, каждый рассказывал на свой лад. Но будучи несуеверным  мальчишкой,  я отправился к тому злосчастному озеру, у берегов которого люди не раз замечали подобные явления.

К  этому времени, день  клонился  к закату. Лучи солнца, обдавая теплом, стали постепенно угасать. Лёгкие порывы ветра создавали рябь на водной глади.  Деревья тихо шептались, а  некогда голубой небосвод стал терять прежние краски, сменяясь пунцовыми, лиловыми цветами. Я взглянул вдаль. За тем озером  тянулся чёрною полоской  лес.  Небольшой холмик, деревья, озеро — всё  переливалось розовыми, красновато-желтоватыми  оттенками. За спиной раздалась чудная соловьиная трель, и эхом она отдавалась в дальние уголки леса. Казалось, именно в эти минуты природа раскрыла свою истинную красоту, показывая прекрасные  картины  живого леса.

В тот момент  я стоял  на берегу озера, ощущая  тёплый прилив к ногам,  и  наблюдал за закатом, любуясь  живописной картиной.  Вода, прогретая дневными лучами солнца, была тёплой, и я непременно захотел в ней искупаться. Сняв с себя одежду, я заходил в воду, с каждым шагом всё глубже и глубже, проверяя дно озера.  Когда я почти уже не доставал носочками до дна и убедился  в том, что никакая опасность мне не грозит, я стал плавать, нырять, проплывать расстояния — в целом купаться в своё удовольствие. Вдоволь порезвившись, я направился к берегу, как вдруг что-то дёрнуло меня за правую ногу. А после за левую. Испугавшись  непонятной мне силы, я начал плыть к берегу, усердно работая руками. В голове перебирал всевозможные варианты, но кроме тётушкиных рассказов о зловещих духах этого озера ничего не смог придумать разумного. Вот виднеется уже рыжеватая полоска берега. Я, не сбавляя скорости, « на всех парусах» мчался вперёд, но к превеликому несчастью края шортов зацепились за корягу, и как я не старался выбраться из водной пучины проклятого озера,  все попытки мои были пустыми. Я хотел позвать на помощь, но умолк на полуслове, вовремя опомнившись, что на озере я один. Как же я тогда перепугался. Молил Бога, замаливал грехи, просил прощения за проступки, надеясь на Божью благосклонность, но тщетно. Резкая боль в ногах заставила меня прийти в чувство. Вскоре я понял, что у меня начались судороги. Я не мог шевелить ногами, а после и онемели руки. Захлёбываясь от воды, я ясно осознавал, что тону. Когда смерть так рядом проходила со мною, когда конец  был так близок, когда читал я молитвы для своего сомнительного спасения, чьи-то сильные руки обхватили  моё туловище и понесли к берегу.

Очнулся я уже лёжа на мокром песке. Приподнявшись на локтях, я оглянулся и увидел смуглого мальчика примерно одного и того же возраста со мной и  стоящего поодаль от меня.

— Что, пришёл в себя, кучерявый?- спросил он добро,  по-деревенски, с   небольшой насмешливостью в голосе.

— А что  случилось со мной?

— К тому моменту, как я сюда пришёл, ты тонул недалёко от берега — он указал рукой на место минуемой  мною гибели — но, а я тебя спас. Он сказал это просто, без какой-либо гордости, словно это не первый его подвиг.

Я встал на ноги растерянный, всё ещё не понимавший всей сути произошедшего. До этого дня я всегда считал себя  сильным мальчишкою, способным справиться с любой трудностью, но несколько минут назад я не оправдал этого. А чего я испугался? Я смутно помнил. Лишь помнил, как от кого-то быстро уплывал.                               &n

Муськина Динара Ризвановна