Люди считают, что деревья нужны для того, чтобы поглощать углекислый газ и выделять кислород. Из деревьев строят дома и делают бумагу. Но ивы, растущие по берегам рек, совсем не для этого живут. Неизвестно, кто первый назвал иву плакучей, но именно иве доверяют самые печальные чувства и мысли…
Впервые, когда я увидела её, был апрель. Пронзительная синева неба и теплые солнечные лучики наполняли меня нежностью. Где-то у меня ещё оставались нераспустившиеся почки, а где-то уже появились белёсо-зелёные листочки.
Девочка лет пяти со светлыми аккуратными косичками бежала по направлению ко мне, плакала, и на ходу вытирала слёзы рукавами голубого джинсового платья. Бежала она куда глаза глядят, ища утешения в своём детском горе, слёзы мешали смотреть на дорогу, и поэтому она часто спотыкалась, падала и снова поднималась. Около меня она упала ещё раз, и совсем выбившись из сил, осталась лежать под тенью поникших ветвей. Я сразу поняла, что с ней, все ее мысли открылись мне так ясно, как будто не она, а я потеряла свой любимый детский сборник стихов. Книга была подарком от родителей на день рождения. Тогда я укрыла девочку своими гибким ветвями, стала гладить. Малышка успокоилась и осмотрелась. Она увидела, что лежит под плакучей ивой на берегу реки.
– Очень жаль, что ты потеряла свой любимый сборник стихов, – услышала девочка, – он был дорог тебе. Не беспокойся: если потеряла что-то одно, то обретёшь нечто другое. Попробуй сама писать стихи – у тебя точно получится!
В этой девочке скрывались необыкновенные качества: чувственность, внимательность, умение любоваться природой, и поэтому, я намекнула на возможное развитие таланта.
Девочка была удивлена, но не испугалась:
– Хорошо. А ты кто?
– Я ива.
– А я Надя. Спасибо! Пока!
Надя ещё раз провела руками по тоненькому стволу и потрогала мои ветви, встала и пошла обратно.
Следующие лет десять не происходило ничего интересного: мимо меня проходили люди и звери, в моих корнях сделали себе норку хомяки, на ветвях появилось гнездо птиц ремезов. Я увидела Надю, когда ей было лет шестнадцать. Мои только недавно появившиеся, ещё не успевшие загрязниться от пыли светло-зелёные листья почти незаметно раскачивались в безветренную июньскую погоду. Её косички сменились на каре, а платье на чёрные джинсы и клетчатую бордовую рубашку. Приближаясь ко мне, девушка стала переходить на шаг, а затем и вовсе остановилась. Она наконец нашла то самое место, которое смутно помнила из детства и не могла найти на протяжении всех этих лет.
— Ива, не знаю, можешь ли ты слышать меня. Но после того совета я стала учиться писать стихи. И вот к чему они меня привели. Надо мной насмехаются. И всё из-за этих стихов! — сказала она вслух, заплакала и мысленно продолжила. — Вот кто их просил лезть в мои записи? Ну да, я посвящала ему стихи. Имею право писать о ком хочу. И что теперь? И что я вообще разговариваю непонятно с чем?!
Я увидела всю эту сцену с тетрадью, которую передавали друг другу смеющиеся одноклассники Нади.
— Привет, Надя. Подумай: если твои друзья, или кто бы то ни был, обесценивает твоё творчество и чувства, достойны ли они твоего внимания и слёз? Неужели они те, на чью критику стоит обращать внимание? Продолжай творить дальше! Попробуй другие жанры! У тебя есть талант, развивай его, и это может стать твоей профессией!
Девушка утёрла слёзы, взгляд прояснился, и она погладила мои ветви.
— Спасибо, ива. Я подумаю над этим.
Мы встретились снова уже через пять лет в июле. Мои серебристо-бирюзовые листья развевались на играющем ветерке. Надя была одета в голубые джинсы и белую рубашку, волосы отросли ниже плеч. В этот раз она не плакала, а просто находилась в подавленном состоянии. Девушка смотрела себе под ноги и не замечала, куда идет. Я уловила её мысли: «Почему мои книги не печатаются? Эти редакторы безжалостно вычёркивают большую половину содержимого. Родители правы: от этих сочинений нет ни толку, ни дохода. Надо устроиться на нормальную работу и забыть про эту писанину». Надя уже почти прошла мимо, и мне пришлось позвать её, чтобы она обратила на меня внимание.
– Надя! Ты помнишь меня? Я — ива.
Надя обернулась:
– Опять ты? Это ты сказала мне писать, и что у меня талант, и что всё получится. Ничего не получается! Это бесполезно и никому не нужно!
– Твои родители просто беспокоятся о твоей жизни и хотят, чтобы у тебя был стабильный заработок, а редакторы всегда так сокращают произведения для экономии места в журналах. У тебя так много возможностей, если хочешь можно и писать, и в другой сфере развиваться. Есть много писателей — врачей, журналистов. Я верю в тебя, и прошу не останавливаться. Всему своё время!
Она подошла ближе к моему стволу, потрогала ветви, смахнула несколько капелек с листьев, и тихо сказала:
– Спасибо! До свидания, ива.
Мне показалось, что Надя не очень поверила моим словам, но как оказалось впоследствии, она так и сделала: работала медсестрой и писала одновременно. Тем более случаи на работе давали ей хорошие сюжеты.
Надя не появлялась около пятнадцати лет. Она пришла ко мне в сентябре, когда ей было лет тридцать пять. Мои листья начали желтеть, было облачно, тяжелые серые тучи растянулись до горизонта. Она не плакала, а просто шла быстрыми большими шагами с каменным лицом. Было ощущение, что она что-то ищет и не может найти. «Кажется, это то место. Стоит попробовать. Хотя… глупо разговаривать с каким-то деревом и ждать от него поддержки. Я уже должна научиться полагаться на себя». Тут против её воли по лицу одна за другой покатились крупные слёзы, и она села на траву, навалилась на мой гибкий ствол. Я не могла не успокоить её:
– Не надо так думать, Надя. Расскажи, что случилось.
Она перестала плакать и даже слегка улыбнулась:
– Я просто очень устала. Совмещать всё с работой было ещё возможно, но из-за детей я забросила писать. И вот теперь хотела вернуть любимое занятие, но навык будто пропал. Нет идей, мыслей. Как будто всё написано, всё, что можно, уже существует.
– Дети и работа, постоянный круговорот дел. Тебе нужно просто начать. И находить время на то, что спасает от монотонности дней. Нужен покой, уходи от всех на час несколько раз в неделю и садись за стол. Писать можно о чём угодно, даже о своей жизни. Всё в твоих руках! Просто продолжай творить, внутри тебя еще столько энергии и неоткрытых способностей!
Она сдерживала смущение и улыбку, но было видно, что это были те слова, которые ей нужно было сейчас услышать!
– Наверное, стоит начать писать дневник, – сказала она в задумчивости. – Спасибо, ива! До свидания!
В последний раз я увидела её в возрасте семидесяти лет. Было холодно, начинало смеркаться. Тихо моросил ноябрьский непрекращающийся дождь. С меня уже облетели листья, птицы покинули гнёзда. Она шла под зонтом, в плаще и тихо, почти беззвучно плакала. Надя прошла мимо, но до меня долетели обрывки её мыслей: «Моя Люба, доченька. Эта болезнь, почему она, а не я. Я сама виновата. Ещё эта книга. Сама точно так же придумала». Я поняла, что близкий ей человек заболел, а недавно она сочинила роман, где у главного героя так же неизлечимо заболевает родственник. И Надежда винит себя за это.
И тут впервые я почувствовала беспомощность. Ведь раньше нужно было убедить неуверенную в себе девочку в том, что у неё есть силы и талант писать, но в этот раз она здесь не для этого. Есть единственный способ излечить её дочь: этим свойством обладают ивы, нашедшие «своего» человека, которому нужна особенная помощь. Что же, я уже достаточно пожила, помогла многим животным и птицам. Осталось в последний раз помочь моей Наде.
– Надя!
Она обернулась и остановилась.
– Я знаю о твоей беде. И прошу выполнить мою последнюю просьбу. Напиши, пожалуйста, рассказ о старой иве, помогавшей тебе в самые трудные времена. Я буду очень благодарна. А теперь прощай.
…Вдруг стало светло, как от вспышки резко включившейся в темноте лампочки. Я сначала не понимала, что случилось, а затем увидела в воздухе небольшой светящийся электричеством шар, размером примерно с баскетбольный мяч, пролетавший мимо меня. Мне стало очень страшно, и я замерла на месте. Шар пролетел, не обратив на меня внимания. Он двигался прямо к старой иве. Через секунду с оглушающим треском и ослепляющим светом он настиг и уничтожил дерево, к которому я приходила в минуты отчаянья и душевных поисков всю свою жизнь.