Порой бывает трудно разобраться в людских чувствах. Они как паутина. Имеют свою собственную симметрию, отличную от прочих. Эту сеть сложно распутать, а ещё сложнее понять то, как человеческое сознание может создавать ее. Каждую ночь я выбираюсь на крышу собственного дома и выискиваю тех, кому практически невозможно помочь. Тех людей, которые готовы надеть верёвку на шею, или с разгона врезаться в стену. Я выискиваю их отнюдь не за тем, чтобы помочь или наставить на путь истинный, а посмотреть на их кончину и послушать очередную бездушную сонату ангела смерти. Похоже, я так и не представился. Меня зовут Август Дрэйг. Со сравнительно давних для вас, смертных, пор, я являюсь последним предшественником черного бога — Эшеола. Однако для богов, таких как я, это слишком короткий срок. В то время, как Всевышний, в которого вы так яростно верите, живёт более триллиона лет, нам отдан срок в одно тысячелетие. Не удивляйтесь, если вы ни разу с нами не сталкивались. О нас не пишут в учебниках по истории, не рассказывают на лекциях мифологии, не натыкаются на статьи в интернете. Мы — как воздух. Обычные наблюдатели — не больше. Одни из нас нейтральны, другие вынуждены служить высшим силам. Лично я приветствую нейтралитет.
Ночь была на удивление тихой, но, как всегда холодной. Пусть это и конец июля, в Дите температура воздуха опускается до минус десяти ночью, а днём жара, за сорок градусов. Последняя дождливая погода была около семисот лет назад и с тех самых пор, здесь стоит засуха.
Сидя на крыше своего дома, что располагался недалеко от центра города, я слегка загрустил. Почему-то, именно сейчас мне стало больно созерцать очередную ссору совершенно незнакомых мне людей.
Молоденькая девушка, не старше двадцати, сжавшись в клубок и не сдерживая слез, наблюдала за тем, как рушится жизнь ее молодого человека. Он держал обеими руками пистолет, направленный дулом на нее. Сам парень трясся ни то от ярости, ни то от страха того, что ждёт его после содеянного. Я был не в силах и не вправе вмешиваться. Я лишь наблюдал за всей этой картиной.
Разбросанные по полу вещи, старый диван, стоявший в центре комнаты, разбитая бутылка из-под алкогольного напитка, стоящая возле закрытой двери. Обои в квартире были не в убогом положении. Во многих местах были бордовые пятна и дыры от потушенных сигарет. Стандартный линолеум был вздут от времени. Девушка была одета в лёгкое, не смотря на холодную погоду, голубенькое платье без рукавов и с кружевом возле воротника. На ее коже виднелись ссадины и следы от порезов и ушибов.
Сзади себя, я услышал тихие шаги. Это был Грин. Мальчик, которого я выкупил три года назад на рынке работорговли за крупную сумму.
— Можно посидеть с тобой? — Протянул он, потирая слипающиеся глаза, — я не могу уснуть.
Я подвинулся, уступив ему место. Ему было десять в тот день. Из-за упрямства мальчика, я не мог подстричь ему нормально волосы, отчего большая часть его седых волос была сострижена неровно. Одежда была ему велика. Черная кофта, у которой я специально отпорол рукава, плелась своими полами по земле ээкак платье, а местами подшитые серые шорты, были как джинсы клёш. Он сел рядом и положэил голову мне на плечо.
— Ксенон снова храпит? — поинтересовался я, но мальчик уже спал без задних ног.
***
Три года назад, я искал себе учеников. Каждый бог должен иметь как минимум одного, чтобы в будущем отдать ему свои силы. Я плутал по рынкам преисподней, где продавали рабов. (Позже подобная карьера стала незаконной.) Иногда мне приходилось посещать отдельные аукционы, клиентами которых всегда были архи-демоны, ланисты и бывшие легионеры. Однако никто из представленных рабов не подходил мне на роль ученика. О Грине я узнал по слухам. Берет, старый демон владеющий трактиром возле окраины города, рассказал мне о мальчике-Левиофане. По его словам, мальчик был чудовищем. Я не сразу поверил словам старика. Только спустя месяц я узнал более подробную информацию о нем. Многие жители Дита считали, что Грин вовсе не человек, а монстр принявший облик ребенка. Странно было слышать подобные высказывания от демонов Только тогда я стал искать Грина. На аукцион его не выставляли. Вскоре я нашел мальчика на одном из подпольных рынков. Сперва, работорговец водил меня по отдельным камерам, показывая своих лучших рабов. Все они были словно животные, готовые разорвать кого угодно, только бы выбраться из оков. Мужчина завел меня в последнюю комнату. Я ужаснулся. В центре помещения с низким потолком и забитыми окнами, сидел мальчик с седыми волосами и жадно отрывал куски изуродованного трупа. По комнате были развешаны какие-то коконы, будто сплетённые шелкопрядом и пропитанные кровью уже убитых рабов. Работорговец сказал, мальчик не продается по той причине, что он служит, своего рода, дешёвым утилизатором трупов. Дело в том, что хозяева подобных рынков, должны оплачивать стоимость — каждого предъявленного погибшего раба. Чтобы платить меньше, каждую неделю мальчику скармливали до двадцати пяти мёртвых рабов, иногда запихивая мясо силой. Я стал предлагать ему огромную сумму денег. Вначале он отказывался, но стоило мне спросить, за сколько бы он продал мне мальчика, как он ответил:
— Вдвое больше стоимости всех рабов в моем доме, — я согласился как бы глупо это не выглядело. Вскоре я принес мальчика к себе домой и связал его так, что он не смог бы двигаться. Я сразу осознал, что парень мог бы умереть от отравления или от рака крови, а единственный способ обезопасить его от смерти, был шрам на спине в виде пентаграммы. Я привязал мальчика к столу, положив его на живот, и закрыл рот парня рукояткой ножа. Так же, мне пришлось завязать ему глаза, чтобы мальчик боялся меньше.
Основная трудность подобной операции заключалась в том, что пациент должен быть в сознании и чувствовать все, что с ним делают. Я никогда не любил причинять боль кому либо. Даже на отдельных заданиях я убивал самым быстрым и безболезненным способом. Операция длилась около двух часов. Я разорвал старую сорочку, что была на нем, и отбросил ее в дальний угол комнаты, чтобы позже выкинуть. После я стал аккуратно разрезать натянутую кожу мальчика, вырезая на его спине звезду в круге, означавшую комбинацию четырех стихий и души в теле человека и длящуюся от шейных позвонков до копчика. Мне приходилось делать порезы почти до костей. Он пытался вырваться, трясся, напрягал каждый мускул своего тела и кричал. Кричал так, что сорвал горло к окончанию операции. Только после окончания процедуры я позволил ему уснуть. Пока Грин спал, я развязал его и отнес в свою комнату, связав по новой и привязав руки и ноги к бортикам кровати.
Сам парень не стал бы рассказывать мне о своем прошлом ни под каким предлогом. Я был уверен в том, что первые несколько месяцев, или год, он будет избегать меня, поэтому я стал выискивать в голове мальчика его последние воспоминания о прошлом. Ситуация была не из лучших, но мне понятна причина того, как он очутился в аду. Родители. Отец пьющий, мать проститутка. Мало того, что все это свалилось ему на голову в столь раннем возрасте, так ещё мать приводила в дом своих клиентов, которые издевались над парнем. Из этих воспоминаний мне удалось узнать настоящее имя мальчика — Рэн. В шесть лет он сбежал из родительского дома и нарвался на бо́льшую проблему. Его нашли работорговцы. Эти уроды часто отлавливают детей нашего мира и продают в качестве дешёвой рабочей силы жителям Дита. Поначалу, его судьба была на волоске. Через неделю после поимки, рабы умирают от нехватки чистой воды, которая, повторюсь, навес золота в преисподней. Так или иначе, вскоре его выкупил некий учёный, в качестве подопытного. Он вкалывал в мальчика различные медикаменты, от которых он изменился до неузнаваемости. Особенно глаза мальчика. Они стали неестественно яркого зелёного цвета. Рэн стал отказываться от еды, а неделю спустя вырвался из клетки наружу, убил ученого и стал скрываться в трущобах Дита. Через неделю другую, его снова забрали работорговцы и уже через год, я выкупил его.
Схватившись за голову и облокотившись рукой о стену, я с трудом устоял на ногах. Не люблю я рыться в чужих воспоминаниях, вот и все. Ночью я остался спать с мальчиком в одной комнате. Я не отходил от него ни на шаг в течении всей недели. Вечером седьмого дня я сидел на кухне, потягивая бутылку ранее купленного эля. Мальчик пытался вырваться, но веревки были настолько прочными, что он только и делал, что раздирал в кровь запястья. Я переживал, сработала ли пентаграмма, или нет. Когда я зашёл в комнату, мальчик смотрел на меня напуганными и мокрыми от слез глазами. Это означало лишь одно, к нему вернулся рассудок. Я развязал его и принес кружку с водой. Он недоверчиво взял ее и, убедившись, что она не отравлена, стал пить.
— Трудно же тебе пришлось, — сказал я вытянув вперёд руку, чтобы погладить Грина по голове, отчего мальчик отпрянул в сторону. Я не стал задавать парню вопросы, поскольку он был слишком слаб для разговора. За какие-то семь дней без еды и воды, щеки мальчика впали, руки стали тонкими, как ветки, а живот, чуть ли не прилип к позвоночнику. Он практически не мог ходить, только ползал на четвереньках, как годовалый ребенок, ко мне подходил не ближе, чем на три метра, ел, в основном, сырое мясо. Ночью, Грин спал на полу в моей комнате, в то время как я спал на диване на кухне, или вовсе, уходил из дома.
Так прошло полгода. Грин стал идти со мной на контакт и иногда ходил со мной в город. Я не был уверен, сможет ли он привыкнуть к подобному после жизни за решеткой. В течении всего года он шарахался от меня, особенно тогда, когда я хотел постричь ему волосы. На тот момент, его волосы были по пояс.
В один день, я ушел по делам в город, а когда вернулся, Грина не было. Было темно. Я вышел на улицу, и увидел плетущуюся фигуру парня. Я тяжело выдохнул и пошел ему навстречу. Сбоку у него была черная сумка.
— И где ты был? — спокойно спросил я, так как догадывался о его возможном побеге. Он протянул мне сумку и молча зашёл в дом. В сумке я обнаружил яйцо, в два раза больше страусового с редкими черными точками на скорлупе. Драконье. Я зашёл обратно, закрыв за собой дверь, и сразу же пошел на кухню. Яйцо начинало трескаться, что могло бы привести к пожару. Когда появляются маленькие дракончики, то скорлупа внутри нагревается до огромных температур, и при вылуплении бывают искры вызывающие возгорания. Драконы в Дите всегда были в почете, особенно в том случае, если ты сможешь с ними поладить. Я положил яйцо в наполненную водой ванну, когда услышал шаги Грина.
— Откуда оно у тебя? — все так же спокойно спросил я.
— Я…я был в трактире… – заикаясь, говорил он. Ночью в трактирах случаются карточные бои, примерно то же самое казино в нашем мире.
— Дай угадаю, ты хотел выиграть как можно больше денег и сбежать, — спросил я немного напряжённее.
Он немного замешкал.
— Зачем ты меня выкупил? — внезапно спросил мальчик. — Ты же не заставляешь меня выполнять какую либо работу по дому, не бьешь, если я сделаю что-то не так, — продолжал он. — Так почему?
— Я не считаю гуманным, бить детей. К тому же я не держу тебя здесь насильно, — тяжело выдохнул я. — Вряд-ли ты поверишь, но мне просто нужен тот, кому я смогу передать свою силу, — наконец признался я. Он завернулся уходить.
— Я хотел заработать денег на новую одежду, — сказал он напоследок. Конечно это была лож.
Дракона, который вылупился из яйца, назвали Ксеноном из-за его необычного феномена. Он мог менять цвет своей чешуи в зависимости от времени суток. Днём чешуя была красной или рыжей, а к вечеру становилась черно-серого цвета.
В течении того года, Грин стал доверять мне больше и я стал обучать его всему, что знаю сам.
***
Девушка просила прощения у своего друга, но тот, внезапно, направил дуло огнестрела на себя. Секунда, выстрел. Человеку уже не помочь. Она, стоя на коленях, стала проклинать себя за то, что не смогла остановить его.
Я смотрел на это, едва ли не сдерживая обиду. Девушка трясущимися руками собрала первое, что попадалось ей на глаза, в том числе и ключи, и сунув все в небольшой рюкзачок, выбежала из дома. Теперь я решил вмешаться. Я успел занести Грина в дом и уложить в кровать, а после, вышел на улицу. Она сбежала вниз по лестнице и чуть не сбила меня с ног, выбегая из открытого подъезда. Мне стало чертовски жаль ее. Ведь она не была демоном. Она была обычным человеком, к тому же не рабом. Рабам, которых выставляют на продажу, делают туннели в раковине левого уха, и подвязывают на тонкой веревке бирку со стоимостью. У девушки туннеля не было.
— Простите, — с трудом выдавила она и собралась уходить. Я незаметно надавил ей на костяшку большого пальца, отчего она потеряла сознание. Я подхватил незнакомку и понес обмякшее тело девушки к своему старому знакомому, в надежде на временное пристанище ей.
Мальфас, был довольно известной личностью здесь, в Дите. Он был богатейшим купцом и коллекционером этого мира. Именно у него я выкупил золотые крылья, что раньше пренадлежали Люциферу. В центре города, не далеко от гильотины, расположился огромный особняк. Три этажа в высоту стены, окрашенные угольно черным цветом и с ярким граффити на одной из стен, сделанным его сыном. Окон почти не было. Лишь два или три у самой верхушки. Крыша была такой же, как и у многих других домов в городе, плоская, без декораций, но с перегородкой, чтобы не упасть.
Я постучался в дверь, сделанную из темной древесины. Ее мне открыла пожилая старушка, некогда работавшая на Мальфаса. Она была одета в белую кофту с длинными рукавами и в коричневую до пола юбку. Ее голова была укрыта серым платком, а на носу сидели круглые очки, делая её похожей на полярную сову. Она любезно пустила меня внутрь и попросила подождать несколько минут в комнате ожидания, пока хозяин спустится. Я так и сделал. Я осторожно, чтобы не разбудить незнакомку, положил ее на кожаный диван, а сам сел в кресло. Теперь у меня было время, чтобы рассмотреть ее. Волосы цвета высушенной травы, в период бабьего лета, тонкие аккуратные брови и припухшие, алые, от природы, губы. Внезапно передо мной возник и сам Мальфас.
— Не уже ли ты пришел расплатиться за крылья? – поинтересовался он подняв вверх правую бровь и сложив руки на груди.
Я поднял глаза на него. Он был примерно два метра ростом, с темно каштановыми усами, закрывавшими его крохотные поросячьи глазки, и кудрявыми волосами. Что до телосложения, он был мускулистым. Из-под рукавов футболки были видны толстые, но сильные руки.
— Прости, но я пришел к тебе с небольшой просьбой, — сразу решил признаться я.
— Вы только посмотрите! – воскликнул он и схватил меня за волосы, поднеся к своему лицу и посмотрев в мои пустые глаза, будто выискивая в них что-то. – Какой настырный! Мало того факта, что ты задолжал мне большую сумму, из-за своего отпрыска, так еще и просить вздумал.
Я вцепился в его руку, стиснув при этом зубы.
— Клянусь, я все верну, — выдавил я. Он поднял меня на несколько сантиметров и схватил уже другой рукой за голову.
— Все вы, боги, лжецы, — заявил он, немного умерив пыл. – Что за просьба?
— Мне нужно покинуть этот мир, вместе с ней и с моим приемником, — выдавил я, добавив: – Через месяц я все верну.
Он с презрением посмотрел на меня и отпустил, отойдя на несколько минут. Он вернулся с хрустальным шаром в руке и бросил его мне под ноги.
— Держи и проваливай, — прорычал он.
***
Несколько дней, я ждал пробуждения незнакомки. Она очень удивилась, когда увидела меня сидящим рядом. Ей быдо настолько больно говорить о случившимся, что я решил не трогать ее с расспросами. Я лишь спросил у нее, помнит ли она, что это вовсе не мир людей. Она честно сказала свое «нет», и без лишних разговоров, переместил всех нас на забитую толпой улицу, но уже нашего мира.
