XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Картина первая «Деревня»

Счастливая пора моего детства — лето в Пашне, небольшой деревеньке в 40 домов, вокруг которой располагались конюшни, риги, зерновые амбары, поля ржи, турнепса, гороха. Милая уютная Пашня, где у каждого дома росла раскидистая талина, по весне расцветала душистая сирень, черемуха. Эта благословенная Земля щедро сыпала нам в детские ладошки зерна счастья, любви и добра. Здесь мы научились получать радость от работы — к 10 годам ловко гребли сено в валки деревянными граблями, таскали воду с колодца, поливали огороды, мыли крапивой банки из-под молока, подметали полынным веником в избе, ходили вечером за скотиной, кормили кур, гусей, умели выхаживать цыплят и не только…

Здесь и радости и беды были общими. В праздники ходили в гости без приглашения и везде были рады приходившим. Когда кто-то умирал, деревня все брала на себя: готовила гроб, обряжала покойника, справляла поминки и провожала земляка на погост.

Картина вторая. «Магазин»

Рассказ о Пашне надо начать с местного магазина – маленького « со спичечный коробок» , но важного по своей значимости. Это был своего рода пресс-центр, радио и телевидение в одном. Дожидаясь повозки с хлебом здесь жители, в основном жительницы просвещались свежими новостями и конечно просвещали других о том, что сами слышали. Сюда бабушки приводили городских внуков на «показ». Покупатели рассматривали городских, оценивали наряды, «дивились» их разговорами. «Ну чисто Москва!»- ,говорили бабы об особо речистых. Бабушки жалобились на внучат: «Уж таке неслухи, я прямо согрешила с ними». Это говорилось так- для приличия. Наши бабушки- Анюши, Насти, Груни терпеливо сносили отдых внуков. Да особо с нами и не нянькались, забот у бабуль кроме нас было много: скотина, огород, покос.

Картина третья. «Гороховое поле»

Деревня дарила нам самое необходимое — свободу!Мы сами решали куда идти, зачем, что делать. Сегодня, например, это был поход на гороховое поле. Для этого одевали майки, заправляли их в трусы — получался мешок, который на поле набивался горохом, и в последствии съедался до стручка. Но не всегда наши набеги заканчивались гороховым пиром на скамеечке. Бывало так, что неожиданно налетала «гроза» в виде «объездчика». На тарантасе, размахивая кнутом, ругаясь на «чем свет стоит», он мчался прямо на нас. Цепенея от страха перед предстоящей расправой, мы либо падали на землю, надеясь, что нас не заметят, либо, вытряхнув трофеи, бежали как можно дальше от страшного дядьки. Конечно, никто бы нас не обидел, «объезчик» гонял нас с поля, чтобы мы не приминали горох, который трудно потом косить. Тогда мы этого не знали!

С горохового поля мы могли отправиться за «дрюпой». Чистили ее сочные стебли, похожие на редиску и поедали этот «деликатес» целыми охапками. На увале, близ пионерского лагеря «Чайка», разжигали костер, пекли картошку. «К столу» добавляли дикого чеснока, который в изобилии здесь же рос, и уплетали все это с краюхой ржаного хлеба, захваченного из дома. А еще, сидя на яблони, как в зеленом шатре, ели дикие кислые яблоки с солью. Вкус очень необычный!

Картина четвертая. «Река»

Погожими днями мы пропадали на реке. Благословенная Меша! Ты была для нас здравницей , развлекательным центром, точкой получения «драйва». На ее крутом берегу были вырыты ступеньки- женщины по ним таскали воду в бани, поэтому место нашего «пляжа» называлось «Ступеньки». Здесь была благодать – гора желтого песка, тихое течение, песчаное дно без ям и водоворотов. Пробежав «с разгона» по мокрому плотику мы прыгали в воду, выплескивая нашу радость в брызги. Чем больше брызг, тем больше радость! Ныряли до «зелени» в глазах, а купались до «посинения». Когда уже зубы начинали стучать и на коже выступали «пупырышки» мы, обняв себя ладошками, бежали на раскаленный солнцем песок и падали на него. Тепло, от песка и солнца начинало окутывать, глаза закрывались и мы блаженствовали…

А какой аттракцион мы устраивали на дощатом плотике! Четверо вставали по его углам, плот под тяжестью наших тел уходил под воду и какое то время течение несло его в таком положении, но кто-то терял равновесие, падал в воду и тут наступал захватывающий момент — плотик вылетал из воды, а оставшиеся разлетались в разные стороны. Ради этого секундного момента мы готовы были по несколько раз толкать плот против течения на исходную позицию и вновь испытывать восторг полета в воду.

Вечером вся компания вновь собиралась на берегу Меши, в «широком» месте (так его называли в деревне). Мальчишки притаскивали покрышки от трактора, дрова и устраивали костер. Зрелище было завораживающее: на фоне черного неба вставало огромное золотисто-красное пламя, с улетающими в высь искрами! Играли в «салки». Носились в темноте, едва различая друг друга. Когда становилось совсем темно, мы уже не чувствовали границу берега и часто, бегая за кем-то, «летали» с обрыва вниз, обдираясь о кусты ежевичника, благо, что до воды было далеко. Не смотря на ушибы и царапины, было весело (как бы сейчас сказали- прикольно). Хватив адреналина, залезали на берег и снова мы в полете между Небом и Землей!

Мое время в деревне – это движение с начала и до конца дня. Мы не ходили — мы «носились». Коленки были вечно заклеены либо подорожником, либо кусочком бумаги – такими методами останавливали кровь. От этой «санитарии» раны иногда гноились, тогда мы шли к деду, он доставал какой-то камень, скреб его ножом и этим порошком засыпал болячку. Помогало!

Картина пятая «Дедушка»

Дед Николай Самойлович был невероятной силы человек. При небольшом росте, худощавости эта скрытая сила «перла» из него, когда он был «выпимши». Дед шел на улицу и искал с кем бы «сцепиться». Если встречал молодых парней, начинал «лезть им под кожу». У кого- то из ребят лопалось терпение, и начиналась драка. Дед побеждал всегда (а лет ему было под 60)! Если такого развлечения не случалось, парни часто не хотели связываться, стыдно было бить дядю Колю — уважали возраст. Да и свой деревенский. Тогда дед ждал, когда по деревне будут гнать стадо с пастбища. Выходил навстречу быку Матросу – взрослому, агрессивному, брал его за рога и начинал заваливать. И заваливал!

Дед воевал, на фронте был связистом, дошел до Берлина. Награжден Орденом Отечественной Войны П степени, медалью за освобождение Венгрии, за взятие Кенигсберга.

Помню, у дедушки был баян, дорогой с инкрустацией. Играть на нем он почти не умел, но любил это дело. На праздник 9 Мая, выпив за Победу, брал инструмент и начинал «рвать меха». «Девки, пляшите!»-приказывал наш дедушка и мы его внучки, его продолжение, весело отплясывали под баянную «музыку», а солдат при этом горько плакал. Детская радость и слезы ветерана …

У диди ( именно так называли родных дедушек в тех краях) и бабы Анюши было крепкое хозяйство- корова, овцы, куры, гуси. свиньи. А дедушка развел единственный на всю Пашню сад. За сортовыми яблонями ездил к «сватам» в Нурлат. В семейном альбоме есть фотография: дед стоит около любимой яблони, припав на колено, держась за ствол рукой . А взгляд такой торжественный…Я помню эту яблоню –«полосатый анис». А еще росли в «дедушкином» саду: « московская грушовка», «китайка», « антоновка»…

Дед умел делать все, что касалось деревенского обихода, Зимой в избе, летом в бане ставил гончарный круг и лепил горшки, крынки, корчаги. Продавать ездил на базар в Казань. Погрузит товар на лошадь и поехал, а это сорок километров. Особый талант, который приносил приличный доход в семью, был у него к валяльному делу. Валял не только валенки (этим ремеслом занимались многие мужики в деревнях) , но и татарские белые сапожки на кожаной подошве. Мужчины татары, в то время, носили белые фетровые шляпы – так дед и их валял!

Картина шестая «Баня»

Бани, как и положено, располагались далеко от деревни и на приличном расстоянии от реки, чтобы в половодье, а Меша разливалась широко, вода не затопила их. Топились бани «по-черному», труб не было, а дым выходил наружу через небольшое отверстие в верхнем бревне. Накануне бабушка натаскивала воды в баню с речки, по ступенькам крутого берега, на коромысле с пятнадцатилитровыми ведрами! Какие же выносливые были наши деревенские бабушки! На другой день раным-рано с вязанкой дров за плечами шла топить баню. Баня топилась долго, потом обязательно «выстаивалась». В первый жар шел дед, а мы «опосля». В чистые платки бабушка завязывала нам «чистое»- трусики, маечки, носочки и с этими узелками мы шли на помывку. Баня внутри действительно была черной. Помывочные скамейки и небольшое расстояние от них с каждой баней мылось, а выше была сплошная сажа. Но именно эта зловредная сажа ( часто уже вымытыми мы пачкались об нее и приходилось снова мыться) долго держала жар и особый банный дух. Только в бане «по-черному» он рождался и жил. Описать его не возможно, нужно побывать в нем!

Мылись только хозяйственным мылом, а «душистое» клали в комоды с бельем для запаха. Вода была « жесткой», поэтому споласкивали волосы щелоком ( настой воды с золой), но это мала помогало. На утро, на голове был «шиш» из спутанных волос. Бабушка смазывала нам головы машинным маслом, по прядке разбирала эти «гнезда» и начинала чесать — вот воплей то было. Не обращая внимания на наши взбрыкивания, приводила волосы в порядок и заплетала косы.

Картина седьмая. « Бабушка»

У самой бабушки были редкостные волосы — длинные и очень густые. Ширина косы равнялась ширине двум сложенным запястьям на руках! После свадьбы молодые жили в семье жениха. Свекор был человеком суровым. Его раздражало то, что сноха подолгу расчесывает волосы. А у золовки коса была «бедной». Вот бабушка и решила выстричь часть своих волос и отдать Нюре, чтобы та вплетала их себе в косу. И свекра успокоила, и золовке угодила, да и самой справляться с волосами стало легче.

Родилась Анна Семеновна Осипова в деревне Нурма Пестречинского района в 1910 году. Мать ее умерла рано и расти пришлось с мачехой. Отец служил у барыни в поместье конюхом. Бабушка рассказывала: «Тятенька прослышал, что из соседней деревни готовится набег на барскую усадьбу, время — то было революционное, и сообщил об этом барыне .Срочно собрали сундуки с пожитками, в отдельный сундук положили все ценное .В спешке погрузились в сани и погнали лошадей в Казань. По приезде обнаружили, что привезли сундуки с пожитками, а ценное забыли в усадьбе.

Барский дом весь разворовали, даже «печные заслонки унесли». Вот такая была революция!

Картина восьмая. «Внук»

Почему мне городскому, столичному подростку, родившемуся и выросшему далеко от тех мест, где происходили описанные события, стали дороги эти картины из прошлого? Почему захотелось это все осмыслить и записать?

Да потому что я испытывал те же эмоции, то же чувство свободы, счастливой беззаботности, что и «робяты» из той далекой жизни. Мне знакомо и завораживающее зрелище костров и купание до «посинения», и чувство восторга, года летишь с плотика в воду. И все это мне дала моя Деревня, моя Лая. Здесь мы учились забивать гвозди, красить, сверлить, топить баню, мастерить деревянные пистолеты, рыбачить. Здесь получали новые уроки жизни, которые заставляли нас взрослеть. У меня тоже был замечательный дедушка.

Картина девятая. Дед Саша

3 июня 2017 года по Свердловской области прошел сильный ураган, не обошел он и Лаю. В начале дня ничего не предвещало стихии, и мы с дедушкой отправились на рыбалку. Ближе к вечеру стало накрапывать, резко подул шквальный ветер, и дождь уже пошел стеной. Гремел гром, молнии полосовали небо, ко всему посыпался град. Было страшно. Нам оставалось добежать до дома метров сто, но не успели и попали в самый эпицентр — над нами летали доски, какое- то железо, шифер, что-то еще. Я закричал: «Дедушка, спаси, мы умрем!». Дед повалил меня на землю и закрыл своим телом. Он спас меня, но сам получил сильный удар доской…

С детства у дедушки были на первом месте рыбалка, спорт и затем мотоциклы. За своей первой «Явой» он ездил с друзьями в Прибалтику. Машины приходили « голые». Их дизайном занимались сами владельцы — ставили какие-то особые, изогнутые рули, «крутое» стекло, сзади устанавливали фирменные сиденья. Шлемы «под фирму» расписывали трафаретами. Когда кавалькада таких мотоциклистов выезжала на улицы районного центра, прохожие шеи себе сворачивали.

Картина десятая. «Начало»

Я обязательно напишу про свою деревню, про свое деревенское детство, продолжу рассказывать о своих предках и протяну эту ниточку дальше. Девятая картина будет началом моих следующих рассказов.

Пашни уже нет, нет той дорогой многим деревеньки. Ее стер закон об укрупнении хозяйств. Спланированно проводили ее уничтожение. Закрыли клуб, затем школу, убрали конюшни, коровники — уехали молодые. Закрыли магазин — стали собираться старики. Плакали, продавая за бесценок свои дома, скотину.

Деревни должны жить и пусть у каждого будет своя Деревня- с бабушками и дедушками. С огородами, коровами, курами, гусями, речкой, лесом и гороховым полем!