XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Глава 4

Бертуик-парк

Это было начало мая, когда к нам приехал человек из поместья мистера Гордона. Мой хозяин сказал мне:

— Прощай, Черныш. Будь послушным конём и всегда старайся изо всех сил.

Я не мог сказать: «Прощайте», поэтому только уткнулся носом ему в ладонь. Он ласково похлопал меня, и я расстался со своим первым домом.

Теперь я опишу конюшню, в которую меня поселили. Она была очень просторной, с четырьмя неплохими стойлами. Большое распахнутое окно выходило во двор, делая конюшню привлекательной и свободной.

Первое стойло было большое и квадратное, закрытое сзади деревянной калиткой; другие стойла были обычными, хорошими, но не столь большими. У него была низкая стойка для сена и невысокая кормушка для кукурузы. Это стойло называли свободным, потому что лошадь, которую ставили в него, не привязывали, а оставляли вольной, чтобы она делала, что ей вздумается. Быть в свободном загоне – отличная вещь.

Конюх привёл меня в это замечательное стойло; оно было чистым, приятным и просторным. Я никогда ещё не был в стойлах лучше этого. Я мог видеть всё, что происходит вокруг, сквозь верхние металлические перила перегородки, поскольку она не была столь высокой.

Конюх дал мне отборного овса, погладил меня и ушёл. Он очень ласково разговаривал со мной.

После того как я доел свой овёс, я огляделся вокруг. В стойле рядом с моим стоял маленький, полненький, серый пони, с густой гривой и хвостом, с хорошенькой мордой и дерзким носом. Я положил голову на металлические поручни моего загона и сказал:

— Как Вы поживаете? Как Вас зовут?

Он повернулся настолько быстро, насколько позволял недоуздок, поднял голову наверх и сказал:

— Меня зовут Веселоногий. Я довольно очаровательный. Я катаю верхом юных леди, а иногда вожу хозяйку в небольшой коляске. Она хорошего мнения обо мне, как и Джеймс. Ты будешь жить по соседству со мной, в стойле рядом?

— Да.

— Ну что ж, — сказал он, — надеюсь ты добродушный; я не люблю соседей, которые кусаются.

И тут из стойла рядом показалась голова лошади. Её уши были прижаты, а глаза сердиты. Это была высокая гнедая кобыла с длинной красивой шеей. Она посмотрела на меня и сказала:

— А, так это ты выселил меня из моего стойла! Это довольно странно для такого жеребёнка как ты: прийти и выгнать даму из её собственного дома.

— Я приношу свои извинения, — оробел я, — но я никого не выгонял. Человек, который привёз меня сюда, поставил в этот загон, я ни в чём не виноват. Я никогда не вступаю в ссору с конями или кобылами, так как я хочу жить в мире.

— Ну, — сказала она, — мы ещё посмотрим. Конечно, я не хочу вступать в перепалку с таким маленьким как ты.

Я больше ничего не говорил. Днём, когда она вышла, Веселоногий рассказал мне всё об этой лошади.

— Дело в том, — сказал он, — что у Джинджер есть привычка кусаться и лягаться, поэтому её и назвали Джинджер. Когда она жила в твоём стойле, она очень грубо себя вела. В один день она укусила руку Джеймса так, что у него пошла кровь. Мисс Флора и Мисс Джесси, которые очень меня любят, после этого боялись заходить в конюшню. Раньше они приносили мне вкусняшки: яблоки, морковку, кусочки хлеба. Но после того, как Джинджер поселили в стойло, они не осмеливались приходить, и я скучаю по ним очень сильно. Я надеюсь, что они будут приходить сюда снова, раз ты не кусаешься и не лягаешься.

Я сказал пони, что кроме травы, овса и кукурузы я больше ничего никогда не ел. И не мог понять, какое удовольствие доставляют Джинджер её проделки.

— Ну, я не думаю, что она делает это от удовольствия, — сказал Веселоногий, — это просто её дурная привычка. Она говорит, что никто не обращался с ней ласково, так почему бы ей не укусить кого-нибудь? Конечно, это ужасная привычка; но я уверен, что если всё, сказанное ею – это правда, то с ней, должно быть, очень ужасно обходились, до того, как она приехала сюда. Джон делал всё возможное, чтобы она была довольна. Так что я думаю, она может стать хорошей здесь.

Он посмотрел на меня с мудрым видом и продолжил:

— Видишь ли, мне двенадцать лет. Я многое знаю и могу сказать, что в этой стране нет лучше места для лошадей, чем это. Джон – лучший конюх, который только может быть. Он работает здесь уже четырнадцать лет, и ты никогда не встретишь настолько доброго мальчика как Джеймс, так что это только вина Джинджер, что её перевели в другое стойло.

Глава 5

Доброе начало

Кучера звали Джон Мэнли. У него была жена и один ребёнок, они жили в кучерском доме, недалеко от конюшни.

На следующее утро он вывел меня во двор и хорошенько помыл. И вот я уже пошёл назад в стойло, весь сияющий, с мягкой шерсткой, когда сквайр мистер Гордон пришёл посмотреть на меня, он явно остался доволен.

— Джон, — сказал он, — я хотел бы опробовать нового коня этим утром, но у меня есть другие дела. Вы можете взять его и прокатиться после завтрака. Поезжайте через луг до Хэйвуда, а обратно мимо водяной мельницы и реки. Это покажет, на что он способен.

— Я сделаю это, Сэр, — ответил Джон.

После завтрака он пришёл и одел мне уздечку. Он тщательно расстёгивал и натягивал ремни, подгоняя их под мою голову так, чтобы мне было удобно. Затем он принёс седло, но оно было недостаточно широким для моей спины, и он заметил это в сию же минуту и пошёл за другим, которое было мне в самый раз.

Сперва он пустил меня медленно, потом рысью, потом галопом, и когда мы оказались на лугу, он слегка тронул меня хлыстом, и мы великолепно поскакали.

— Хо-хо! Мальчик мой, — сказал он подтягивая поводья,- я думаю, ты бы хотел поскакать за гончими!

Возвращаясь через парк, мы встретили прогуливающихся мистера и миссис Гордон. Они остановились, и Джон спрыгнул на землю.

— Ну что, Джон, как всё проходит?

— Первоклассный конь, сэр, — ответил Джон, — Он лёгок, как олень, у него превосходный дух, и слушается он даже малейшего прикосновения хлыста. Внизу, у луга, мы встретили одну из тех повозок, которую увешивают корзинами, ковриками и подобными вещами. Вы знаете, сэр, большинство лошадей не пройдут спокойно мимо этих телег, а он просто оглядел её и умиротворённо продолжил свой путь. А возле Хэйвуда была охота на кроликов, и поблизости раздался выстрел ружья, но конь только приподнялся и посмотрел, он не сделал шагу ни вправо, ни влево. Я лишь крепко держал поводья и не торопил его, по моему мнению, в молодости его не пугали и не обижали.

— Это хорошо, — сказал сквайр,- завтра я опробую его сам.

На следующий день меня взял мой хозяин. Я вспомнил совет мамы и старого доброго учителя, и постарался сделать именно то, что от меня хотел хозяин. Я заметил, что мистер Гордон был очень хорошим наездником и тоже заботился о своём коне. Когда он подъезжал к дому, у двери холла стояла девушка.

— Ну, что, мой дорогой, — сказала она, — как тебе конь?

— Он в точности такой, каким его описывал Джон, – ответил он. Наиприятнейшее существо, которое я мог только желать. Как назовём его?

Она сказала:

— Он действительно очень красивый, у него такая милая, добродушная мордашка, и такие хорошенькие, умные глаза. Что ты думаешь насчёт «Чёрного Красавчика»?

— Чёрный Красавчик? Да, я думаю это очень хорошее имя. Если хочешь, то его будут звать так.

Так оно и случилось.

Когда Джон пришёл в конюшню, он сообщил Джеймсу, что хозяин и хозяйка выбрали для меня хорошее и подходящее имя, имеющее значение. Они оба посмеялись, и Джеймс сказал:

— Если бы ко мне не пришли воспоминания, то я назвал бы его Роб Рой. Я никогда не видел лошадей, так похожих друг на друга!

— Ничего удивительного, — сказал Джон. – Ты не знал, что лошадь фермера Грея Герцогиня – мать их обоих?

Я никогда не слышал этого раньше. И бедный Роб Рой, которого убили на охоте, был моим братом! Я даже и не задумался, почему тогда моя мама была так обеспокоена. Кажется, у лошадей нет родства. Как минимум, они никогда не узнают друг друга после продажи.

Джон, казалось, очень гордился мной. Он делал мои гриву и хвост почти такими же гладкими, как женские волосы, и он ласково разговаривал со мной. Конечно, я не понимаю всего, что он говорит, но я учился всё больше и больше понимать, что он имеет в виду, и что он хочет, чтобы я сделал. Я очень полюбил его, он был ласков и добр.

Казалось, он знал, что чувствует лошадь, и когда чистил меня, то знал все нежные и щекотливые места, а когда он мыл мне голову, то протирал мои глаза так аккуратно, будто они были его собственные. Он никогда не раздражал меня.

Джеймс Ховард, мальчик конюх, был по своему нежным и приятным, так что я чувствовал себя вполне отлично. Здесь был ещё один человек, который помогал во дворе, но он почти не имел никакого отношения к нам с Джинджер.

Через несколько дней после этого мне пришлось вместе с Джинджер везти одну карету. Я задавался вопросом: «Как нам работать сообща?», но если не считать того, что она прижала уши, когда меня подвели к ней, то она вела себя очень даже хорошо. Она честно выполняла работу, и полностью отдавалась ей, и я уже никогда не захочу партнёра лучше неё в двойной упряжке. Когда мы подходили к холму, она вместо того, чтобы замедлить шаг, перенесла весь свой вес себе на холку и рванула прямо вверх. В работе у нас обоих была одинаковая смелость, так что Джону чаще приходилось сдерживать нас, нежели подгонять вперёд. С нами он никогда не пользовался кнутом. Когда мы шли в почти одинаковом темпе, то я заметил, что мне было очень легко идти в ногу с ней рысью, а хозяину и Джону всегда нравилось, когда мы шли в один шаг с Джинджер. После того, как мы прогулялись вместе ещё два или три раза, мы стали довольно дружными и общительными, и я почувствовал себя как дома.

Что касается Веселоногого, то очень скоро мы стали с ним большими друзьями. Он был таким забавным, отважным и добродушным малышом, что пользовался всеобщей симпатией, особенно мисс Джесси и Флоры, которые катались на нём по саду, играли в игры с ним и собакой Фриски.

Chapter IV

Birtwick park

It was early in May, when there came a man from Gordon’s, who took me away to the Hall. My master said, «Good-bye, Darkie; be a good horse and always do your best.» I could not say «good-bye,» so I put my nose in his hand; he patted me kindly, and I left my first home. I will describe the stable into which I was taken; this was very roomy, with four good stalls; a large swinging window opened into the yard, making it pleasant and airy.

The first stall was a large square one, shut in behind with a wooden gate; the others were common stalls, good stalls, but not nearly so large. It had a low rack for hay and a low manger for corn; it was called a box stall, because the horse that was put into it was not tied up, but left loose, to do as he liked. It is a great thing to have a box stall.

Into this fine box the groom put me; it was clean, sweet, and airy. I never was in a better box than that, and the sides were not so high but that I could see all that went on through the iron rails that were at the top.

He gave me some very nice oats, patted me, spoke kindly, and then went away.

When I had eaten my oats, I looked round. In the stall next to mine stood a little fat gray pony, with a thick mane and tail, a very pretty head, and a pert little nose. I put my head up to the iron rails at the top of my box, and said, «How do you do? What is your name?»

He turned round as far as his halter would allow, held up his head, and said, «My name is Merrylegs. I am very handsome. I carry the young ladies on my back, and sometimes I take our mistress out in the low cart. They think a great deal of me, and so does James. Are you going to live next door to me in the box?»

I said, «Yes.»

«Well, then,» he said, «I hope you are good-tempered; I do not like any one next door who bites.» Just then a horse’s head looked over from the stall beyond; the ears were laid back, and the eye looked rather ill-tempered. This was a tall chestnut mare, with a long handsome neck; she looked across to me and said, «So it is you have turned me out of my box; it is a very strange thing for a colt like you to come and turn a lady out of her own home”.

«I beg your pardon,» I said, «I have turned no one out; the man who brought me put me here, and I had nothing to do with it. I never had words yet with horse or mare, and it is my wish to live at peace.»

«Well,» she said, «we shall see; of course, I do not want to have words with a young thing like you.» I said no more. In the afternoon, when she went out, Merrylegs told me all about it.

«The thing is this,» said Merrylegs, «Ginger has a habit of biting and snapping; that is why they call her Ginger, and when she was in the box-stall, she used to snap very much. One day she bit James in the arm and made it bleed, and so Miss Flora and Miss Jessie, who are very fond of me, were afraid to come into the stable. They used to bring me nice things to eat, an apple, or a carrot, or a piece of bread, but after Ginger stood in that box, they dared not come, and I missed them very much. I hope they will now come again, if you do not bite or snap.» I told him I never bit anything but grass, hay, and corn, and could not think what pleasure Ginger found it.

«Well, I don’t think she does find pleasure,» says Merrylegs; «it is just a bad habit; she says no one was ever kind to her, and why should she not bite? Of course, it is a very bad habit; but I am sure, if all she says be true, she must have been very ill-used before she came here. John does all he can to please her; so I think she might be good-tempered here. You see,» he said, with a wise look, «I am twelve years old; I know a great deal, and I can tell you there is not a better place for a horse all round the country than this. John is the best groom that ever was; he has been here fourteen years; and you never saw such a kind boy as James is, so that it is all Ginger’s own fault that she did not stay in that box.»

Chapter V

A fair start

The name of the coachman was John Manly; he had a wife and one child, and lived in the coachman’s cottage, near the stables.

The next morning he took me into the yard and gave me a good grooming, and just as I was going into my box, with my coat soft and bright, the squire came in to look at me, and seemed pleased. «John,» he said, «I meant to have tried the new horse this morning, but I have other business. You may as well take him around after breakfast; go by the common and the Highwood, and back by the water-mill and the river; that will show his paces.»

«I will, sir,» said John. After breakfast he came and fitted me with a bridle. He was very particular in letting out and taking in the straps, to fit my head comfortably; then he brought a saddle, but it was not broad enough for my back he saw it in a minute, and went for another, which fitted nicely. He rode me first slowly, then a trot, then a canter, and when we were on the common, he gave me a light touch with his whip, and we had a splendid gallop.

«Ho, ho! my boy,» he said, as he pulled me up, «you would like to follow the hounds, I think.»

As we came back through the park we met the squire and Mrs. Gordon walking; they stopped, and John jumped off. «Well, John, how does he go?»

«First rate, sir,» answered John; «he is as fleet as a deer, and has a fine spirit, too; but the lightest touch of the rein will guide him. Down at the end of the common we met one of those traveling carts hung all over with baskets, rugs, and such like; you know, sir, many horses will not pass those carts quietly; he just took a good look at it, and then went on as quiet and pleasant as could be. They were shooting rabbits near the Highwood, and a gun went off close by; he pulled up a little and looked, but he did not stir a step to right or left. I just held the rein steady and did not hurry him, and it’s my opinion he has not been frightened or ill-used while he was young.»

«That’s well,» said the squire, «I will try him myself to-morrow.»

The next day I was brought up for my master. I remembered my mother’s counsel and my good old master’s, and I tried to do exactly what he wanted me to do. I found he was a very good rider, and thoughtful for his horse, too. When he came home, the lady was at the hall door as he rode up. «Well, my dear,» she said, «how do you like him?»

«He is exactly what John said,» he replied; «a pleasanter creature I never wish to mount. What shall we call him?»

She said: «He is really quite a beauty, and he has such a sweet, good-tempered face and such a fine, intelligent eye—what do you say to calling him ‘Black Beauty’?»

«Black Beauty—why, yes, I think that is a very good name. If you like, it shall be his name»; and so it was.

When John went into the stable, he told James that the master and mistress had chosen a good sensible name for me, that meant something. They both laughed, and James said, «If it was not for bringing back the past, I should have named him Rob Roy, for I never saw two horses more alike.» «That’s no wonder,» said John; «didn’t you know that Farmer Grey’s old Duchess was the mother of them both?»

I had never heard that before; and so poor Rob Roy who was killed at that hunt was my brother! I did not wonder that my mother was so troubled. It seems that horses have no relations; at least they never know each other after they are sold.

John seemed very proud of me; he used to make my mane and tail almost as smooth as a lady’s hair, and he would talk to me a great deal; of course, I did not understand all he said, but I learned more and more to know what he meant, and what he wanted me to do. I grew very fond of him, he was so gentle and kind; he seemed to know just how a horse feels, and when he cleaned me he knew the tender places and the ticklish places; when he brushed my head, he went as carefully over my eyes as if they were his own, and never stirred up any ill-temper.

James Howard, the stable boy, was just as gentle and pleasant in his way, so I thought myself well off. There was another man who helped in the yard, but he had very little to do with Ginger and me.

A few days after this I had to go out with Ginger in the carriage. I wondered how we should get on together; but except laying her ears back when I was led up to her, she behaved very well. She did her work honestly, and did her full share, and I never wish to have a better partner in double harness. When we came to a hill, instead of slackening her pace, she would throw her weight right into the collar, and pull away straight up. We had both the same sort of courage at our work, and John had oftener to hold us in than to urge us forward; he never had to use the whip with either of us; then our paces were much the same, and I found it very easy to keep step with her when trotting, which made it pleasant, and master always liked it when we kept step well, and so did John. After we had been out two or three times together we grew quite friendly and sociable, which made me feel very much at home.

As for Merrylegs, he and I soon became great friends; he was such a cheerful, plucky, good-tempered little fellow, that he was a favorite with every one, and especially with Miss Jessie and Flora, who used to ride him about in the orchard, and have fine games with him and their little dog Frisky.