XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Выстрел из ружья. Паша дёрнулся. Грохот прозвучал снова. Ведущий телепрограммы начал вещать об удачной охоте, правильном выборе оружия и патронов…
— Ты совсем не слушаешь? – суровый голос отца на мгновение заглушил энергичного дядьку.
Паша заставил себя обернуться:
— Почему же? Просто немного скучно.
Отец глянул на него исподлобья, поднялся и выключил телевизор.
— Завтра мы просто не можем оплошать, — это прозвучало как приказ, — ты должен доказать, что сможешь принять дела, когда у меня не будет сил их вести.
— Едем вдвоём? – спросил Паша, хотя ответ и так предельно ясен.
— Нет. Там будут мои партнёры.
Взгляд Паши стал задумчивым.
— Почему именно охота? – поинтересовался он.
Отец подался вперёд. Казалось, его глаза заблестели.
— В бизнесе надо уметь уничтожать. Растаптывать тех, кто на твоём пути, чтобы от них не осталось даже воспоминаний. Давить, забывая о жалости. Что такое жалость?
Паша пожал плечами, пытаясь скрыть нарастающее отвращение.
— Жалость – это возможность вывести тебя из игры.
Отец подошёл к стене, снял оттуда ружьё, провёл по нему рукой и протянул сыну.
— Поэтому завтра ты убьёшь. Покажешь, что готов.
Паша вздрогнул и отвернулся. Кому же, как не его отцу знать всё про бизнес и способы его удержания.
***
Темнота. Ощущение чего-то страшного. Стоит открыть глаза, и ты увидишь кошмар, самый настоящий от которого кровь застывает в жилах и лёгкие сковывает железным обручем.
Резко вспыхнул свет, ударив по векам. Паша понял, что находится в огромной клетке. Только сейчас он осознал: в руках у него, что-то тяжёлое. Опустив глаза, увидел ружьё. Цокот копытец. Рядом — молоденькая косуля, её влажные чёрные глаза глядят в упор. На ружьё. Первым побуждение — скорее опустить его, но тело не слушается.
Внезапно Паша прицелился. Косуля напряглась, но казалось, подошла даже ближе.
«Ты же этого не сделаешь?» — говорили её глаза. Паша увидел невероятное желание жить. Палец лёг на спусковой крючок. Тело дёрнуло судорогой. Паша стоял, пытаясь опустить ружьё, но пули уже вгрызались в нежную шёрстку. Пол вольера заполнился красным. Кровь. Целая река крови…
***
Паша проснулся в холодном поту.
— Ты готов? — отец вышагивал по комнате, явно волнуясь.
Паша спустился вниз, боль пульсировала в его висках. Убить… какое короткое слово, но, сколько боли оно несёт в себе. Надо, что-то сделать, только что? Сломать ружьё? Глупо. В голове вспыхнул отрывок из вчерашней передачи: «Главное помнить, что надо держать патроны в сухости, ведь иначе у вас ничего не получится».
Паша взял коробочку с патронами. Несколько капель воды и всё готово.
— Теперь надо зарядить– бодро сказал отец.
— Я лучше сам – быстро ответил Паша.
— Хорошо. Тогда жду тебя в машине.
Быстрая зарядка ружья. Теперь ничего не получится. Отец подумает, что патроны отсырели. Даже если он и догадается — всё равно. Главное, что Паша не будет убийцей.
— Пётр Аркадьевич, какая встреча! – отцу пожал руку мужчина со слишком широкой, будто наклеенной улыбкой.
Поздоровался с ним и гораздо более мрачный субъект, исподлобья взглянувший на Пашу.
-Михаил Юрьевич, Матвей Валерьевич, познакомьтесь – мой сын Павел.
Паша изобразил подобие улыбки. Произошёл короткий обмен любезностями и рукопожатиями, вовремя которого деловые партнёры обменивались загадочными взглядами.
Отец посмотрел на Пашу и тот понял – пора.
***
Медведь встал, переваливаясь с лапы на лапу. Повернулся и увидел рядом с собой человека. Тот медленными шагами двигался прямо к нему. Медведь посмотрел на странную штуку у него в руках. Человек поднял её и направил на медведя. Тот заурчал. Наверняка опять какой-то реквизит для очередного номера. Сейчас ему скажут, что делать, или выведут туда, где опять будут смеяться большие и маленькие люди.
Человек тем временем замер. Странная штука дрожала у него в руках. Медведь подошёл ближе.
***
Паша стоял напротив медведя. Огромное, величественное животное. Страшно до дрожи. Главное — произвести впечатление, что он действительно собирается стрелять. Отец в нём не разочаруется. Паша сделал ещё один шаг и прицелился. Всё равно страшно. Страшно, что патроны недостаточно намочены. Вдруг он, и вправду, выстрелит? Причинит боль живому существу. Жалость это не возможность сбить тебя с дороги. Это возможность показать, что ты выше глупой жестокости. Палец лёг на спусковой крючок.
***
Медведь лучше рассмотрел предмет в руках человека. Резкая вспышка озарила его мозг. Эта штука… она несёт с собой боль, горе, смерть. Но это же люди! Люди, которых он всегда веселил, которые иногда подходили сфотографироваться с ним, когда он был ещё медвежонком. Неужели они враги, неужели человек сделает это?!
Медведю стало страшно. Он резко зарычал, взмахнув лапой. Опустил голову — и встретился с глазами человека. В них был испуг. Всепоглощающий, жуткий испуг, от которого становится страшно самому. Проснулись инстинкты. Он ведь может броситься, сделать это резко, чтобы пугающий человек угрожать.
***
Паша игнорировал подгоняющие крики за пределами вольера. Он замер глядя на рычащего медведя. Вдруг бросится? Надо заканчивать с этим. Ружьё всё равно не выстрелит.
Зажмурился и нажал на спусковой крючок. Послышался грохот, затем жуткий рёв. Паша открыл глаза. Ружьё сработало. Громадное, пугающее животное, смотрело на него и казалось, молило о пощаде.
Паша ощутил власть. Власть, которая пугала. Паша отчаянно посмотрел на мечущегося медведя и быстро разрядил всю обойму. Жалобный рёв стих, зверь упал замертво.
Послышались одобрительные крики, но ему было всё равно. Из вспотевших рук выпало ружьё. Спиной он чувствовал довольный взгляд отца. Конечно, тот подменил патроны. Паша заставил себя обернуться. Он тяжело дышал, зрачки расширились, и казалось, сверкали. Доказал. Отец доволен им, ведь теперь Паша никуда не денется. На его руках первая кровь. На руках отца — далеко не первая. Пора признать: теперь Паша – загнанный медведь, а его собственный отец – человек с ружьём в вольере.
НАЧАЛСЯ ДОЖДЬ
Дождь вонзался в асфальт, словно пытался пробить его. Хлестал по щекам, загоняя домой. В кармане орал телефон. Покричав ещё немного, он стих, но зато поскакали эсэмэски.
Лида выключила гаджет, пытаясь подавить в себе желание швырнуть совсем новую модель на землю, чтобы дождь впился в него, и стекло покрылось трещинами, похожими на паутину.
«Мы переезжаем загород». Мамины слова вновь и вновь крутились в голове, как невидимая пластинка. Было страшно. Уехать из города? Невозможно. Она сжала зубы и окинула взглядом двор. Несколько скамеек покрытые новым слоем краски, детская площадка с синей горкой. В соседних дворах горки были ярко-красными и почему-то не нравились маленькой Лиде. Песочница, из которой вечно пропадали принесённые с собой ведёрки и совки.
Лида достала из кармана лист бумаги в аккуратном файле. На нём был размашисто записан адрес. Адрес, который мама так тщательно от неё скрывала. Адрес отца. Лида крепко зажмурилась и попыталась вспомнить хоть какую-то деталь, мелочь, которая свела бы её с отцом. Неудивительно, что не получилось, когда он ушёл Лиде был год.
Ещё раз, бросив взгляд на лист, она пошла к автобусной остановке. Оказалось, что отец жил совсем близко – пара остановок на автобусе! Из неохотных ответов мамы Лида знала, что она не хочет даже видеть бывшего мужа. «Он не нужен мне, а тем более тебе» — резко бросала мама и на этом разговор всегда обрывался.
Лида чувствовала, что отец её не бросил. Наверняка, когда она была маленькой, он часто приходил к детской площадке и смотрел на свою дочь, пока его не замечала мама. Даже выходя из школы, Лида озиралась по сторонам и знала, что отец ждёт, когда у дочери закончатся уроки. Она никогда не боялась идти домой одна, потому что казалось – папа рядом. Лида надеялась именно на это, хотя не знала, что будет дальше. Она переедет жить к отцу или попросит его отговорить маму переезжать? Мысли роились в голове, а дождь и не думал прекращаться.
Подошёл автобус, распахнул прожорливые двери, и Лиде на мгновение стало страшно. Что если всё это просто детский бред? Вдруг отец уже не живёт там? В голову пробилась отчаянная мысль: что если мама дала неправильный адрес? Сжав руки в кулаки, всё же шагнула внутрь. Автобус тронулся. Лида забралась на заднее сидение и закрыла глаза.
***
— Зачем мы переезжаем? И куда? В какую – то деревню?!
— В коттеджный посёлок, если тебе интересно, — холодно ответила мама, продолжая ровными стопками раскладывать вещи.
— А ты подумала, что я не хочу? – Лида соскочила с дивана и заметалась по комнате.
— Подумала, но нам там будет лучше, — мама обернулась – я ждала этого всю свою жизнь! Ты моя единственная дочь, хочешь поступить, как эгоистка? Лишить меня мечты?
Лида обхватила голову руками: одинаковые слова, холодный тон, абсолютное нежелание понять.
— Я найду папу, — тихие слова бесконтрольно сорвались с губ. В воздухе повисло молчание.
Мама застыла, кажется, осмысливая сказанное и внезапно не по-доброму рассмеялась:
— Хочешь искать отца? Да, пожалуйста! Я тебе даже адрес напишу! – она схватила бумагу и ручку и что-то записала – только пойми, — на этот раз голос стал не таким весёлым и больше походил на шипение, — он тебя не выслушает. Может, ты думаешь, что он заберёт тебя к себе? – мама усмехнулась, — тогда удачи.
Лида метнулась к столу, резко схватила листок и бросилась за дверь. Мама её не остановила.
***
«Конечная» — пронеслось по автобусу. Лида нервно огляделась по сторонам и вышла на улицу. Вон тот дом, в котором должен жить папа. Лида представила, как она выглядит – мокрая курица. Дождь закончился. Робкие лучи солнца, словно пытаясь подбодрить её. Лида снова достала заветный лист – дом и подъезд не перепутала. Дверь была открыта, несмотря на кодовый замок, но она задержалась во дворе. Какой он её папа? Наверное, высокий, с добрыми, глубокими глазами и лёгкой улыбкой. Он чувствует, что его дочь рядом, ждёт её.
Лифтов Лида боялась с детства, поэтому именно поэтому, а не, потому что хотела оттянуть встречу, пошла по лестнице. Она не думала о словах, которые скажет. Это же папа! Он сам всё поймёт.
Простая чёрная дверь, кнопка звонка, которая ждёт, чтобы разорваться радостным воплем. Накатила головная боль. Лида потёрла пальцами виски. Чего она так боится? Это же папа!
Надавила на кнопку и застыла, сейчас он придёт. Дверь открылась. Лида увидела мужчину, похожего на их соседа: мутные глаза, красное лицо, и не слишком твёрдое стояние на ногах. На нём была майка, которую сложно было назвать чистой, даже при большом желании. Про таких мама всегда говорила «тихий пьяница».
— Девушка, Вам кого? – голос на удивление был трезвым.
Лида молчала, она раскрыла рот, но из него не вылетело ни звука.
— Вам кого? – отец повторил вопрос.
— Я… я, наверное, ошиблась адресом, — выдавила она, хотя сознание кричало: «Что ты делаешь?! Это же папа!»
-Бывает, — согласился он и вдруг улыбнулся – может, зайдёте? Чайку выпьем, на улице всё равно сырость невозможная.
— Нет, я пойду, — пролепетала Лида и бросилась вниз по лестнице.
Он не сможет, не захочет, даже не узнал! Голова раскалывалась от этих мыслей. Лиде невероятно хотелось, чтобы он назвал её дочкой, спросил, почему она пришла, и Лида рассказала бы ему. Они бы обнялись и придумали, как решить эту проблему с переездом, обрели бы друг друга! Как он мог не понять? Это же папа!
Лида вылетела на улицу и бросилась бегом: через дворы, мимо каких – то магазинов, чуть не сбивая с ног прохожих. Она остановилась в своём дворе, оглядела его. Смахнула слёзы. Плевать, что на дороге лужи и сырость! Лида легла на асфальт, впитывая в себя последний день в городе.
Начался дождь.
