– Мамочка, мамочка, – целуя ледяные щёки, плакал маленький мальчик. – Мамочка, открой глаза, улыбнись мне, я больше никогда-никогда не буду непослушный. Мамуся, ну…, пожалуйста, – повторял он из раза в раз, обнимая окоченелое тело, пытаясь заставить безжизненные руки обнять его в ответ. Он не чувствовал холода, боли от врезавшихся в колени камешков, только горячие слёзы на щеках и ужасающую пустоту внутри и тишину вокруг…
Неизвестно сколько времени прошло, спал он или был без сознания, только видел он не эту страшную зимнюю ночь, а видел лето.
В окно пробиваются первые солнечные лучи, они хватают его за нос, пытаются разомкнуть ему веки, и, даже зажмурившись посильнее, прогнать их не удаётся. А потом на помощь непоседливым лучам приходит петух со своим звонким ку-ка-ре-ку, стайка молодых драчливых шумных воробьёв и запах свежеиспечённого хлеба, который мама всегда старалась приготовить к уходу отца на работу.
А потом он открыл глаза… и опять оказался в когтистых лапах ужаса, пустоты и жгучего мороза. «Здесь буду, помру, ну, и пусть», – пробормотал мальчик, снова закрывая глаза…
– Эй, малец, ты чего? Окоченеешь ведь! А, ну-ка, ползи сюда! – услышал он обеспокоенный шёпот, но откуда – понять сразу не смог: вокруг никого не было, только темнота да звёзды и луна на небе. Потом ему послышалась какая-то возня, опять шёпот, но уже два разных голоса спорили между собой, а потом что-то ухватило его за ноги и быстро потащило в придорожные заросли. Сопротивляться он не стал, ведь незачем…
Отец ушёл на фронт в первые месяцы войны, а через полгода пришла похоронка, мама плакала. «Иссохла вся, одни глаза да нос», – перешёптывались соседки ей вслед. А потом пришли немцы, заняли добротные дома, выгнав из них хозяев, стали отнимать продукты, били скотину. Их домик был небольшим и неприметным и находился на краю посёлка, у самого леса, поэтому интереса для оккупантов не представлял. Но в доме, как и положено, была печка, и кое-какие запасы надёжно спрятаны в подполье, поэтому мама украдкой пекла хлеб, пускай не белый пшеничный, но такой необходимый, и передавала его партизанам, скрывавшимся в лесу. Во время такой передачи и нарвалась на патруль…
Когда вновь появились силы, мальчик почувствовал, что вокруг стало теплее, что кто-то гладит его по голове, и услышал уже знакомый голос:
– Ничего, малец, будем жить… Всех фрицев выбьем и до Берлина дойдём. Вот силёнок наберёшься только, и двинем в путь.
Открыв глаза, он сначала не понял, где находится, потом моргнул несколько раз и уже смог рассмотреть висящую под дощатым потолком керосиновую лампу и сидящего рядом крупного мужчину, на хмуром лице которого лучились добротой глаза.
– Вы кто? – спросил мальчик.
– Григорий Орлов – рядовой. А тебя, малец, как величать?
– Григорий Орлов, – нерешительно ответил мальчик.
– Тёзка, стало быть. Ну, будем знакомы, – мужчина протянул мальчику свою большую руку, – Ты, малец, не дрейфь, прорвёмся. Мы с папкой твоим в одном взводе были, вот не успел матери твоей письмо и фотокарточку передать, – сказал он и достал из нагрудного кармана небольшой бумажный треугольник, из которого выглядывал уголок фотографии.
Гриша взял треугольник, достал фотографию и увидел отца в военной форме (таким он его не видел). Сразу начало предательски печь глаза, но мальчик смог сдержать слёзы. Спрятал фотографию обратно в конверт и убрал его за пазуху.
– Спасибо! – сказал он и прижался к этому большому, почти незнакомому, но уже, почему-то, родному человеку.
– Ничего, малец, ничего, – одной рукой прижимая мальчика к себе, а другой поглаживая его по голове, повторял мужчина.
Ночью, когда в землянке все спали, Гриша достал конвертик и, хотя свет от лампы был очень тусклый, рассмотрел фотографию и прочитал письмо. В нём отец обещал дойти до Берлина и вернуться домой с Победой.
– Дойдём, папка, обязательно дойдём! – пообещал мальчик.
С этого самого дня в 15 отдельной артиллерийской батарее появился ещё один Григорий Орлов, ему даже форму выхлопотали.
А к внутренней стороне гимнастёрки он пришил кармашек, в котором у самого сердца носил заветный треугольник.
Не раз артиллеристам 15 батареи приходилось туго, были раненые, были и те, кому уже нельзя было помочь, но двигались они по фронтовым дорогам к своей цели – добывали победу.
Однажды случилось большому и маленькому Орловым даже в разведку сходить и раскрыть замаскированные орудия противника. А потом как ударила 15 артиллерийская по вражеским схронам!
В мае 1945 они были под Берлином.
И вот настал заветный день, грянула священная Победа, заалело знамя над Рейхстагом.
И Гриша Орлов ещё такой маленький, но уже такой взрослый, не пряча слёзы счастья, но глотая грусть, достал треугольник и фотографию:
– Дошли, папка, как обещал, дошли!
И в эту же минуту большая рука легла ему на плечо:
– Прорвёмся, малец, будем жить!
