1 .
Помню себя в возрасте семи лет, когда все мечты сходились к одной. Я мечтала о
старшем брате… Но так сложилось, что судьба наградила меня младшим.
Это сейчас понимаю, как хорошо, что вообще есть брат. И неважно, старший он
или младший. И как же тяжело осознавать, что его в одночасье может не стать…
А тогда, ещё в раннем детстве, моя мечта приобретала оттенок желаемой
действительности. Почему? А всё просто: именно старший брат был бы мудрее
и сильнее, к нему можно было бы обратиться за помощью и за советом.
В случае беды он стал бы моей защитой и опорой. Я представляла, как он
помогает мне с уроками, как снимает меня, расцарапавшую колено, с крыши
очередного гаража, служившего нашей дворовой банде местом игр. На самом
же деле всё было иначе.
Все ссоры я решала сама… кулаками! Поэтому мальчишки всегда принимали
меня за свою, конечно, мне больше всех доставалось. Наверное, я была очень
задиристой. Прыгать с гаражей в нагревшийся за день песок на строительной
площадке, стрелять крыжовником в нарисованную на стене дома мишень, делать
самодельную финку — это выходило у меня лучше всего. Подумать только! А потом
пробираться сквозь заросли крапивы, представляя, как охотишься на зверя в тайгe,
расчищая перед собой путь. Брат любил играть со мной и стал моей правой рукой
в «охоте на зверя».
Сейчас эти воспоминания бесценны…
Нет, наверное, нормальных людей, которые, идя по жизненному пути, не тащили
бы за собой ворох сожалений.
Моя ноша сожалений, как оказалось, тяжела не менее…
2.
…Летом наша семья в полном составе отправлялась на дачу. Там каждый
находил занятие по душе, но мы с братом любили бегать к одинокому могучему
дубу, стоявшему посреди поля недалеко от реки, в которой частенько купались.
Этот дуб отчасти стал нам другом, а также был невольным свидетелем всех наших
проказ. Окольными путями, ежеминутно опасаясь «слежки», мы добирались до
заросшего лютой крапивой оврага, через который лежало когда-то давно упавшее
дерево. И, кажется, если сегодня я приду к старому дубу, он вспомнит меня, брата
и наши откровенные беседы. И я искренне верю в это, ведь всё живое способно
сопереживать. Оттуда, из детства, это моё острое чувство любви ко всему живому,
близкому, готовому отдать всё за твою жизнь.
Жизнь текла своим чередом, когда в один из летних дней нам «повезло»
отыскать пещеру как раз в том овраге у старого дуба, который и стал очевидцем
всего происходящего в тот очень важный для меня день. Овраг полого уходил в
сторону реки и был в некоторых местах около двух метров глубиной. Внизу было
прохладно — туда мы и направились: сначала по стволу дерева, которое лежало
через овраг, а потом, рискуя свернуть себе шеи, кубарем скатились на дно оврага.
Какое-то время мы пытались разглядеть что-то в пещере, но внезапно, ввиду
какой-то силы, неверным движением я толкнула брата — он с криком съехал в воду.
Цепляясь за кусты и траву, позабыв обо всём на свете, я бросилась на помощь
брату. Спустя несколько минут, мы оба бултыхались в воде по горло и что было
силы звали на помощь. Я кричала что есть мочи, просила схватить мою руку,чтобы
протащить его вперёд, но он тоже кричал и ничего не слышал. И тут, увидев
стеклянные глаза, в исступлённой попытке вырваться из этой ловушки, я поняла,
что всё же старшая сестра и, постаравшись успокоиться сама, схватила брата за
одежду и мгновенно притянула к себе. Счёт шёл на секунды. Паника и отчаяние
затуманили мои воспоминания. Помню лишь, как глотала судорожно воздух,а крики
брата превратились в бессмысленные завывания. Я охрипла и больше не пыталась
кричать в ответ. Нас несло течением. Когда передо мной показался пологий берег,
я с ужасом увидела, на какое расстояние нас отнесло от оврага…
…Расплакавшись от счастья, я с трудом поднялась на ноги и осмотрела брата,
потом себя. Ужасно! Нужно спешить за помощью — но куда? И… что скажет мама?
Она убьёт меня. Убьёт нас обоих! Мы могли утонуть! Если бы он был старшим,
то ничего бы этого не произошло.
3.
Возможно, в случившемся есть моя вина. В тот день брат, приняв на себя роль
бесстрашного напарника, шёл позади меня, на расстоянии двух метров.
Мне так не терпелось поскорее узнать, что внизу оврага. Мы подошли совсем
близко. Брат… он был младше меня и слабее. Он не устоял на скользком месте и не
мог ничего поделать, вообще ничего. И теперь затея с исследованием пещеры
совсем не казалась такой хорошей. Всё тело болело. Я ни за что не смогу рассказать,
маме, что мы натворили. Тошнота подступала к горлу при одной только мысли о
признании. Боже, я была всего лишь напуганным ребёнком!
Конечно, родители допрашивали нас, что с нами произошло и почему мы так
выглядели. Ещё по дороге к нашему домику я умоляла брата не рассказывать обо
всём случившемся. Умоляла, но как-то без надежды, поэтому с обидой шла вперёд,
забыв о том, что он был напуган не меньше моего:
-Ты мне больше не брат!!! — эти ядовитые обжигающие язык слова вырвались
у меня с ненавистью, и я почувствовала, как предательски сжалось горло.
-Прости, пожалуйста, я не хотел, я…я не виноват,-спотыкаясь, испуганно всхлипывал
за моей спиной брат.
-Это ненормально, когда кто-то предаёт. Мы не должны ничего рассказывать,
иначе больше нас не отпустят одних! — продолжала я, вытирая слезы на глазах.
— А что мы скажем, надо же что-то придумать? — он заморгал часто-часто, и
по бледной щеке маленьким бриллиантом скатилась слеза.
— Скажем, что на нас напала собака, вцепилась в рукав твоей рубашки,- я
ухмыльнулась и тут же заметила на его ручонках сжатые костяшки пальцев.
— Но это ведь неправильно, мама не поверит,- брат тщетно пытался заставить
меня признаться родителям.
— Правильно! Никто ничего не узнаёт, если ты не проболтаешься.
— Я скажу, как есть!
— Ты уверен?
— Да!
— Ох, дорогой мой! Давай не будем об этом,— резко развернувшись, процедила я
сквозь зубы и увидела напуганного, но уже пришедшего в себя ребёнка, а глаза его
светились то ли от страха, то ли от счастья. Тут же мной на мгновение овладел стыд!
Его сердце, в сравнении с моим, наполнено чистотой. А моё — тщедушием.
— Я только что спасла твою жизнь, — слова выдавились нехотя.
— А ты что? Только ныть можешь!
— Клянусь, я этого не повторю, только давай расскажем маме с папой, что случилось,
они ведь всё равно узнают! — разрыдался он ещё сильнее, вытирая рукавом мокрой
рубашки распухший от слёз нос.
— И что потом? Меня накажут — тебя нет, ты думаешь только о себе, возражала я с
безразличием, понимая, что толкала его на плохой поступок.
— Неужели ты не понимаешь?Они узнают, и нам придётся несладко вдвойне.Почему
ты такая? — вскричал брат.
— Будем надеяться на лучшее, — подытожила я. Полные слёз глаза родного человека
не могли заставить меня изменить своё решение…
— Ладно, проворчал брат и сжал руки в кулаки так, что хрустнули костяшки.
— Если ты расскажешь, то я никогда больше с собой тебя не возьму, — сказала я, и на
этом разговор наш прервался — мы подошли к родителям.
За всю жизнь столько не разговаривала с братом, как в тот день. И он отпечатался
в моей памяти больше всего. Я испугалась, что мне попадёт от родителей, а брат
останется безнаказанным. И это ещё больше задевало меня, потому что у меня не
хватило силы воли признаться. И, как вы уже поняли, я так никому и ничего не
рассказала, и брат тоже.
4.
Прошло семь лет с того самого дня,когда впервые увидела себя со стороны,
но сейчас я понимаю, каково это,когда младший брат храбрее и честнее,чем я сама.
И сейчас он уже не бегает за мной,как в детстве,давно научился плавать лучше меня
и совсем не такой слабый,как мне казалось. А вот глаза, какими он смотрел на меня
в отчаянии, навсегда отпечатались в памяти.
Оглядываясь назад, я вспоминаю тот душный июльский вечер и то чувство тревоги,
вызванное желанием избежать наказания. Вновь и вновь прокручиваю в голове
разговор с братом и убеждаюсь в том,что нужно учиться не пренебрегать
собственной душой в угоду личных интересов.
