XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Часы пробили девять. Их хорошо слышно даже в самом отдаленном месте нашей квартиры. Серёжка выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что услышала мама.

— Ну что опять не поделили? Ты, старшая, должна быть умнее… -Мам, да он совсем берега попутал… Какое ему дело до того, как я крашусь, с кем встречаюсь! Подглядывает, подсматривает…Убью!

— Это ты берега попутала? Что говоришь? Брат любит тебя, беспокоится о тебе.

-Все! Хватит нотаций! Я на улицу! Просто прогуляюсь…

Сапоги, на ходу пуховик, шарф — и я на улице. Внутри гнев, злая обида на весь мир: папу, маму, брата, на друзей, в общем, на всех и вся. Не заметила, как оказалась в центре города. И куда податься? Выбирать долго не пришлось. Мороз без солнца в минус 25 заставил рвануть к «Пироговой». Наслаждаюсь январским воздухом и пытаюсь рассмотреть снежинку на махровой варежке. Столбы вдоль дороги тускло бросают свет фонарей на серые сугробы; настроение не ахти, из-за этого ещё сильнее не хочется возвращаться домой, и появляется желание «поплакаться кому-нибудь в жилетку». А это только в «Пироговую» — место, где зависает городская молодежь.

Тепло, уютно, приятно пахнет кофе и выпечкой. Но, к удивлению, никого нет. Хотя, почему никого, вон мужичонка явно бомжеватого вида. Что ему нужно в молодежной забегаловке? Но тут же сама себе выдала ответ: то же, что и тебе — тепла и понимания.

Подойдя к кассе, я мельком взглянула на бомжа, далеко не юного возраста, как мне показалось, он был похож на старика.

Мужчина, надо сказать, выглядел не очень: лицо замученное, усталость и беспросветная тоска в глазах.

— Что будете заказывать? – вдруг ошарашил меня голос кассира.

-Американо, пару пончиков и шоколадку.

А мужичок поднимается, ну, конечно, направляется ко мне, будто кроме меня тут никого нет. Да ведь и нет никого.

— Деточка, не угостишь?

А глаза у бродяги молодые, веселые и голубые-голубые… Думала: «Ну, давай, подойди, я тебе, попрошайка, отвечу», а сейчас, глядя в эти ясные глаза как-то застеснялась, мало того, предложила ему сесть за мой столик.

— Девушка, еще чай и кусок пиццы.

В старом, заношенном, когда-то модном пальто, странная шапка-кепи, отросшие седые волосы по плечам…Бомж он бомж и есть. Но было в нем что-то странное. То ли эти голубые ясные глаза, то ли манера обращаться к людям с каким-то достоинством что ли? Ест аккуратно, не спеша, видно не очень голоден, хорошо подкармливают, умело выбрал место. И вдруг в мыслях: что ж это я о нем, как о собаке…

— А что привело юную деву в столь поздний час в это место?

-Что-о-о?

И смешным показался вопрос, и нелепым. Вместо слов благодарности и реверансов за кормежку интерес к моим проблемам! Вопрос- что вы тут делаете? Больше негде посидеть? Пусть свои проблемы решает… — за короткое мгновение мысли одна за другой пронеслись в голове и…

-Поругалась с братом. Вот вам, видимо, не с кем ругаться?

— Увы, увы… Действительно, не с кем.

-А как вы докатились до жизни такой? Оказались ярым служителем зеленого змия?

Я хотела, чтобы он разозлился, хотела, чтобы его выкинули из тепла и уюта. Внутри поднималась утихшая было злоба. Мужчина тяжело вздохнул и принялся потягивать горячий чай из пластмассового стакана, держа его худыми пальцами. Он старался скрыть свои неловкие движения, дабы не расплескать содержимое; губы его сомкнулись в узкой полоске, я подумала, что на этом наш разговор закончится и он уйдёт, но его глаза меланхолично смотрели в упор.

-Нет, все прозаичней. Была семья. Были и жена, и дети, и крыша над головой… Тут он задумался.

У меня пиликнул телефон. Пришло сообщение. Прочитав, я написала: «скоро буду» и убрала телефон в карман, продолжив пить свой остывший кофе. Было очевидно, что у нас обоих не заладился день, и сейчас неслучайно мы сидим тут: я — со своим вполне оправданным максимализмом, и он — с огромным чувством тоски.

-Беда пришла откуда не ждали. Заболела жена. Рак. Болела тяжело. Тяжело переживали мы ее уход. Справились. Дочь вышла замуж, уехала с мужем в Америку. Сын –доброволец, привезли 200-сотым…

— Но ведь вам заплатили, да и квартира… Что же вы побираетесь?

— Эти деньги жгли меня. Когда перечислил в фонд детям, больным раком, успокоился… А квартира…Подарил я квартиру беженцам.

-Вы что, ненормальный?

— Вот теперь я, по-настоящему, нормальный и счастливый. Я- странник Божий на земле, живу добротой человеческой, а иссякнет она-зачем тогда жить?

— Но ведь не каждый подаст и пожалеет, зато любой может обидеть и оскорбить.

-Но каждому надо дать возможность проявить доброту, а за тех, у кого на душе неспокойно, помолиться. Ладно, деточка, пойду я потихоньку к храму, праздник великий сегодня- Крещение Господне. Надо Господа поблагодарить за все.

-За все? — я сконфуженно примолкла. Но это еще не означало, что мне удалось справиться со вскипевшим потоком мыслей в голове.

— За все! А тебя за доброту твою пусть Господь благословит. Хорошее у тебя сердце, отзывчивое. И бедки твои растают, как снежок на твоих волосах. Поверь!

Я допила свой кофе и не заметила, как в его тарелке стало пусто, только крошки сиротливо лежали на столе. Почаевничали, пора вроде и расходиться. Сама заметила, что стало легче на сердце и домой захотелось, скорее к брату-обняться.

-Ну и что ты тут сидишь? Иди с братом мирись! – как будто угадал, о чем я думала, произнёс бродяга, и в его голосе едва улавливалось некое смятение.

-Беречь должны друг друга — вот что вы должны! Все, иди, у меня ещё есть свои дела. — Он опустил голову и молча принялся одеваться.

-Спасибо! А вы?

-А кому я нужен? Только Богу одному!

Я улыбалась, а мне хотелось плакать, и было тихо на душе и спокойно. Бомж ушел. В кафе шумно ворвалась молодежь. Смеялись, шутили. Кто-то предложил идти к храму, кто-то сразу к купели крещенской. И я вдруг поняла, куда и зачем мне надо идти. Идти к тому, кто есть Любовь, кто выслушает и поймет, и укажет верный путь. И жизнь приобретет смысл, уйдут мелкие обиды, злость и зависть. Спасибо тебе, странник, спасибо!

Снежинки падали и падали и казались мне такими необычными. Появились первые звезды на небе, морозное небо сегодня пульсирует по-особому. Теперь бледно-голубая луна освещала мне дорогу. Я ускорила шаг, потом побежала…Снег налипал на лицо, но от этого мне становилось радостнее и хотелось кричать.

Было уже поздно. Серёжка не спал, он сидел в своей комнате у окна, когда я, бесшумно открыв дверь, вошла в комнату, не включая свет.

— Прости меня.

— Это…это ты меня пpoсти! — замешкался Сережка, и его уголок рта немного дернулся.

— Мне плохо, когда мы ссоримся. Давай поклянемся друг другу, что больше никогда не будем ругаться.

-Давай! — мальчишеский рот весь растянулся в длинную улыбку, какой может улыбаться только мой брат.