Принято заявок
2687

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Безысходность

Сердце разрывается от боли и крика. В такие моменты тебе не хочется плакать. Лишь взывать о помощи и верит, что когда-нибудь этому ужасу придёт конец. Хотелось кричать во всё горло, просить, молить, чтобы сжалились над нами. А ещё потерять зрение, чтобы не видеть всего ужаса ситуации. Хотя, даже это не спасёт тебя от душевной боли, разрывающей лёгкие. Был человек, а теперь его  нет. Словно его и никогда не существовало в сердцах других людей. А те, что остались, в их глазах уже ничего не осталось. Только боль и неисчерпаемая пустота. А ещё злость на весь мир, на тех, кто не помог, кого нет, и кто выжил. В программе новостей ещё один повесившийся подросток. И как только в такое время работает телевизор? Как только смеют они в такое время боли и смерти, включать праздничные передачи, будто бы и ничего не происходит. Хотя даже эта смерть никого не удивит. Слишком стало много смертей. Сотни жертв. Тысячи раненых.

    Сейчас мне не хочется умирать, я боюсь смерти. Просто боль уже сжала сердце в тиски и медленно раздирает его железными когтями. Будто тупым ножом пилят кости. Будто сердце уже никогда не сможет спокойно продолжить свой ход. Моё сердце – это одна большая саднящая рана, и с каждым вздохом она увеличивается в размерах.

    Во мне не осталось ничего хорошего. Я опустошена. Слёзы уже не просятся и не застилают глаза. А ведь ещё недавно, солёные дорожки не прекращали свой путь по щекам. Тогда я была ещё жива. Тогда ещё могла бороться. Может и сейчас смогу. Только вот, все чувства, кроме непрекращающейся боли, будто исчезли. Куда-то испарились слёзы на щеках, глаза стали ясными, только вот практически неживыми. Тех, кто хоть как-то мог помочь мне, нет. Нет, они не ушли и не исчезли. И даже не бросили меня. Они погиб ли, погибли как герои. Один удар, и человека больше не существует. Это было бы даже смешно, если бы не было бы так горько. Их расстреляли, когда они пытались помочь пострадавшим дойти до больницы. И я даже немного сожалею, что этого не сделали со мной. А я ведь даже и не пыталась помочь. Никогда не забуду их глаз. С какой мольбой их взгляды были устремлены на меня. Ещё, я помню себя: зажавшуюся в угол, с полными отчаянного ужаса глазами. Я смотрела смерти прямо в глаза. Никогда  я не была так близка к ней, как смотря в безжизненные глаза родных. Будто это чья-то шутка, что бы причинить мне нестерпимую боль.

    Кровь. Она повсюду. Застилает своей алой пеленой улицы. Такая липкая,  хранящая в себе столько угнетения и ужаса. Все боятся. И ведь никто не может встать против них, нет. Слишком уж жестоки. Говорят, что это террористы. Но я не верю им, по-моему, это только начало. Войны. Как же незнакомо было мне это слово, и как же страшно, когда это слово становится твоей смертью и пробирается близко к тебе. Эти люди, словно беспощадные звери, жаждущие крови. Но я никогда не назову их животными, потому что звери не убивают только ради самой смерти. Да, это люди, и пусть нам будет стыдно, что мы причиняем боль самим себе, таким как мы. Резать ради крови, стрелять ради дыр.

   Я сижу, спрятавшись в тёмном уголке подъезда, почти неделю. Повсюду играет музыка. Музыка выстрелов, крики ни в чём не повинных людей. Мне даже слышны звуки расстроенного рояля. Я чувствую, кончиками своих пальцев, боль людей. Мои конечности онемели, и руки дрожат. Чувствую, что схожу с ума. Я вздрагиваю, когда прекращаются выстрелы и крики, и успокаиваюсь лишь тогда, когда леденящая кровь музыка вновь начинает свой ход. Почему я не в квартире? Интересный вопрос. Я просто не могу там находиться. Воспоминания,  холодными и штормящими волнами, с головой накрывают меня. Нет.

     Так не может больше продолжаться. Я не вынесу этой нескончаемой пытки, от которой стынет кровь. Я попыталась встать. Мои ноги подкосились и я упала. В последние дни еда достаётся всё труднее. Скрипящие мышцы, сгорбленная спина. В кого я превратилась? Ещё одна попытка, на этот раз удачная. Я медленно, с опаской, но в то же время с полной уверенностью, открыла железную дверь подъезда. В нос резко бросился  противный запах пороха и крови. Нет, я не могу выйти. Пожалуйста, я не хочу! Но внутренний голос продолжать повторять одно слово, как мантру: «Иди». Я должна, иначе это будет продолжаться вечность. Вдруг мой взгляд остановился на бегущем отце с ребёнком. Он, укрыв его, бежал к парку. Торопливо, боясь опоздать, как будто он бежал по лезвию ножа.

Всего пара секунд и он остановился, подавленно оглядевшись. Его ноги подкосились, и он упал на спину, прижимая мальчика к себе. Трава тут же окрасилась в красный цвет. Мой взгляд с напряжением остановился на мальчике, лежащем на его груди. Его синие штанишки были перепачканы,  глаза с упрёком смотрели прямо на меня, но в них не было жизни. Я в ужасе закрыла рот, чтобы не закричать от ужаса, накрывшего меня. Колени подкосились, но я нечеловеческими усилиями заставила себя стоять. Ещё один удар по-моему сердцу. Ещё одна смерть невиновного, на моих глазах. Я стояла, еле держась за косяк двери, и сдерживая нахлынувшие эмоции. Мои глаза не могли вынести этого зрелища, но они были прикованы к двум безжизненным телам. Моё тело содрогалось, будто в конвульсиях. Я смотрела на них, и только через несколько минут поняла, что пуля была настолько пробивной, что убила двоих. Моя уверенность в своих будущих действиях была настолько сильной, что я еле удержалась, чтобы не побежать. Люди в панике бежали в поисках укрытия, и под выстрелами тут же падали, как сломавшийся карточный домик. Я знаю, что безумие овладело мной. Но если я и могла что-то сделать, это было оно. Я медленно вышла из своего укрытия и нервно, с силой, с неисчерпаемой злостью и ненавистью закричала:

-Я вас ненавижу, – убийцы удивлённо огляделись, и, увидев меня, громко засмеялись, — Вам никогда не стать настоящими людьми! Вы лишь жалкие машины для убийств, бесчувственные и безжалостные – все люди покосились на меня, видимо удивляясь моей смелости, только вот это не смелость, а просто отчаянный шаг в пустоту, — Вы лишили меня всего, и через несколько секунд лишите и жизни. Но мою веру, и надежду на то, что всё будет хорошо, вам не удастся сломить. Человек – это не просто тело, человек – это, полная сострадания, душа — вот кто-то из них не выдержал, и приселившись, выстрелил. Всё было как в замедленной съёмке. Пуля, летящая прямо в сердце. Их довольные глаза и улыбающиеся рты. Видимо, я их повеселила. Ну да ничего, я добилась того, чего хотела.

— Спасибо вам, что моя душа не умерла!– из последних сил вскрикнула  я.

    Правда, спасибо вам. Я посмотрела на рану, и слеза покатилась по моей щеке. Хочу, чтобы меня запомнили такой, улыбающейся. Как ту, кто без злости встретил свою смерть. Она рано или поздно настигла бы меня. В этом аду, в этой войне, я не прожила бы больше недели. Лишь пара секунд до полёта. Все те, кого я потеряла, и кому не помогла, я пришла к вам. Пришла с улыбкой. Душа начала покидать тело. Мучительно, словно нехотя выпуская тело из своих объятий.

  Теперь я свободна. Та смелая девочка внутри меня, она не умерла, и не сдалась. Добровольно приняв смерть, она пыталась докричаться, найти в этих людях жизнь. Она всегда будет жить, пока в мире есть доброта, пока в мире есть любовь.

 Я посмотрела вниз, на весь этот мир, на своё тело, и на свою улыбку, такую мягкую и добрую.

Красильникова Анна Михайловна