XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Но вот если слова — это тоже деньги,

То ты мне не по словам.

Вера Полозкова

Я вовсе не тонок,

я просто чертовски бессилен.

Борис Рыжий

Потому что мне сейчас столько же, сколько тебе тогда. Я всегда младше на год, ты – старше на вечность. Мне было нестерпимо жаль, но время – самая отвратительная категория.

Потому что какие к чёрту чёрные коты и зайцы, когда прямо под нашими ногами свершалась эпоха. Наших жизней, наших школьных звонков, наших солнц.

Помнишь, ты сказала, что больше не можешь там учиться? «Слишком много людей. Слишком много серого. Извини, я ухожу». Что мне было поделать? Что я вообще могла? Свободу не дарят, потому что её нельзя отнять. Только не когда она в каждой кудряшке, переливающейся на солнце, во взгляде из-под ресниц, в руках, слишком похожих на крылья. Я пять месяцев старательно выскребала из памяти образ, интонацию, жест. Вторую парту так никто и не занял.

Потому что потом ты вернулась. Как ни в чём не бывало просто взяла и появилась. И опять стала делать домашку, мало говорить, убегать домой. Откуда мне было знать, скольких усилий это стоило. Я просто очень радовалась, а ты, наверное, этого не видела. Да и как? Разве можно показать солнечное сплетение, расплетающееся на лучи?

Помнишь, как мы сбежали в кино? «Какой фильм? – А разве это важно?». Мы сидели в пустом зале, и ты говорила. Ты объясняла мне, как работают наши глаза, подмечала детали и смыслы, растворялась в происходящем. «Вот это было неправильно. – Почему? – Потому что некрасиво». Мороженое растаяло, попкорн так и не был тронут. Экран. Титры. И ты, улыбающаяся в свете зелёного значка «Выход». Да, где-то он был. Обязан был быть.

Потому что невероятно необходимо жить, когда отрицаешь шаблоны на уровне «А разве можно иначе?». Когда чувствуешь каждый излом и каждую трещину в городе. Когда надо докопаться, понять, не согласиться на меньшее, подарить кому-то своё сердце. Когда пишешь не потому, что хочется, а потому, что не написать – нельзя. Когда игра в слова – это почти что игра в жизнь. Когда с тобой говорят цветы, облака и объятия. Когда жизнь на просвет и про свет. Когда жизнь прекрасна просто потому, что она есть.

Потому что мы вслух читали стихи. Помню «Silentium!» и как ты долго объясняла мне, почему невозможно «сердцу высказать себя», а я так и не поняла. Как мы копались в олимпиадных заданиях по литературе, как уставали и смотрели мультики на переменах. А когда нам задали проект по прочитанному произведению, ты принесла на урок поделку. Учительнице сложно было угодить, она тогда ничего тебе не сказала, просто забрала её. Ты переживала. Зря, конечно. Поделка стоит в кабинете до сих пор.

Потому что шнурки, газировка, разрисованные футболки, лето и беспризорные мы. «Куда мы идём? – А разве это важно? Ты только глаза закрой по-честному». Моё первое в жизни утро на крыше. Там – заря, река, одинокий светофор. Тут – ты, веснушки и укулеле. Везде — счастье. «Будешь шоколадку? Милка с фундуком.» Протянутая рука и солнечные зайчики в уголках рта. Потому что солнце вставало тогда, когда улыбалась ты.

Это ты меня научила, что свобода и любовь – важнее всего. Мы не носили парных браслетов, ничего такого. Только взгляд, улыбка. Кудряшка, родинка на безымянном пальце. Зачем слова и нити, зачем тектонические плиты горестей, если всё и так понятно? Я приняла тебя, а ты меня поняла. Без условий. Ты всегда была свободна. Всегда.

Потому что когда мне сказали, что тромб, я ходила в школу ещё неделю. «Никаких похорон, у тебя ЕГЭ на носу». А потом я сбежала прямо с контрольной. Сорвала урок. И голос – в погоне за автобусом. Дома был скандал, а я была в дожде и хвойных иголках. Но ты осталась там. Осталась там. Осталась.

Потому что всё это чушь и мы никогда не были знакомы. Я не знаю, как звучал твой голос, как ты застёгивала пуговицы и красилась. Но больно – всегда – по-настоящему. Если из слова можно родиться, то можно ли в нём умереть? Ты молча киваешь головой, а я закрываю глаза. Я устала, прости меня. За окном дождь. И это бесконечно важнее. Солнечные зайчики. Милка. Silentium.

Я привезла тебе две гвоздики. Господи, слишком много людей.